Об Екатерине Медичи

– Господа, – сказала Екатерина, не в силах удержаться от улыбки, – насколько я понимаю, ваш учитель разрешил вам созвать конференцию, чтобы вы могли обратиться в истинную веру, слушая слова новых отцов католической церкви, которые составляют славу нашего государства?

– У нас нет другого учителя, кроме господа бога, – ответил Шодье.

– Но вы все-таки признаете какую-то власть за королем Франции? – спросила Екатерина с улыбкой, обрывая его на полуслове.

– И еще большую за королевой, – сказал де Без, поклонившись.

– Вот увидите, – заметила Екатерина, – еретики будут моими самыми верными подданными.

– Ах, ваше величество, – воскликнул Колиньи, – что же станется с нашей страной! Европа все время выгадывает от наших внутренних распрей. Уже целых пятьдесят лет на глазах у нее одна половина Франции ополчается против другой.

– Что же, выходит, мы собрались здесь, чтобы выслушивать дифирамбы во славу еретиков? – грубо заметил коннетабль.

– Нет, чтобы заставить их покаяться, – шепнул ему на ухо кардинал Лотарингский. – Мы хотим попробовать привлечь их на свою сторону лаской.

– Знаете, как я бы поступил, если бы сейчас царствовал отец нашего короля? – сказал Анн де Монморанси. – Я позвал бы сейчас прево и без всяких разговоров повесил бы обоих этих подлецов на виселице около Лувра.

– Скажите, господа, кто из ваших богословов будет выступать против нас? – спросила королева, взглядом призывая коннетабля замолчать.

– Дюплесси-Морнэ и Теодор де Без, – сказал Шодье.

– Двор, скорее всего, поедет в замок Сен-Жермен, и так как не совсем удобно, чтобы эта конференция происходила в резиденции короля, мы устроим ее в маленьком городке Пуасси, – объявила Екатерина.

– Ваше величество, а мы будем там в безопасности? – спросил Шодье.

– Вы же всегда можете принять необходимые меры предосторожности, – не без наивности ответила королева. – Господин адмирал договорится об этом с моими кузенами Гизами и с Монморанси.

– Мне на это плевать! – буркнул коннетабль. – Соваться в эти дела я не стану.

– Как это вам удается воспитать в ваших адептах такую силу воли? – спросила королева, уводя Шодье на несколько шагов в сторону. – Сын моего меховщика вел себя как герой…

– С нами вера! – ответил Шодье.

В эту минуту присутствующие, разбившись на группы, обсуждали предстоящее совещание, которое с легкой руки королевы все стали уже называть «конференцией в Пуасси». Екатерина посмотрела на Шодье и тихо сказала ему:

– Да, новая вера!

– Ах, ваше величество, если бы вы не были ослеплены вашей близостью к папской курии, вы бы видели, что мы возвращаемся к истинному учению Иисуса Христа, который учил, что все души человеческие равны, и поэтому дал нам, людям, равные права здесь, на земле.

– А вы что, тоже считаете себя равным Кальвину? – ехидно спросила Екатерина. – Полноте, мы равны лишь перед церковью. Но подумать только, разорвать нити, связующие народы и его правителей! – воскликнула Екатерина. – Вы не просто еретики: проповедуя неповиновение папе, вы тем самым восстаете против повиновения королю!

Она стремительно покинула Шодье и вернулась к Теодору де Безу.

– Я полагаюсь на вас, сударь, – сказала она, – и хочу, чтобы вы провели эту конференцию по совести. Обдумайте все как следует.

– Я считал, что к государственным делам здесь относятся серьезнее, – сказал Шодье, обращаясь к принцу Конде, королю Наваррскому и адмиралу Колиньи.

– О, мы-то хорошо знаем все, что нам нужно! – сказал принц Конде, многозначительно переглянувшись с Теодором де Безом.

Горбун покинул своих соратников и отправился на любовное свидание. Знаменитый принц Конде, вождь реформатов, имел огромный успех у придворных дам. Две знаменитейшие красавицы того времени с таким ожесточением оспаривали его друг у дружки, что жена маршала Сент-Андре, будущего триумвира, даже отдала ему свое великолепное поместье в Сен-Валери, лишь бы только отбить его у герцогини Гиз, жены того, кто еще совсем недавно собирался отрубить ему голову на эшафоте. Эта женщина, будучи не в силах отвлечь герцога Немурского от его любовной связи с мадемуазель де Роан, сделала своим избранником вождя реформатов.

– Как все это непохоже на Женеву! – воскликнул Шодье, когда мы с Теодором де Безом проходили один из мостиков Лувра.

– Разумеется, здесь повеселее. Я только не могу понять, почему они до такой степени продажны! – сказал де Без.

– Мы рассчитаемся с ними той же монетой, – ответил Шодье на ухо Теодору. – В Париже у меня есть мои святые, на которых я могу положиться. Я докажу, что Кальвин – настоящий пророк. Кристоф поможет нам избавиться от наших опаснейших врагов.

– Королева-мать, ради которой этот несчастный перенес пытку, сразу же сделала eго и адвокатом парламента, а адвокаты чаще становятся доносчиками, чем убийцами. Вспомните Авенеля, который предал наше первое восстание.

– Кристофа я знаю, – уверенно сказал Шодье, расставаясь с посланцем Женевы.

XVII. Награда