Во время сентябрьской кампании Германии в Польше люфтваффе использовались в основном для непосредственной поддержки армейских частей или для атак на взлетно-посадочные полосы польских ВВС. В первую неделю войны была проведена серия налетов на саму Варшаву, а затем еще раз во время последней осады города, но во время первых налетов всем экипажам был отдан приказ тщательно прицеливаться в мосты и коммуникационные объекты, а бомбардировки во время последней осады немцы объяснили как тесную тактическую поддержку сопротивляющихся позиций противника.
Каковы бы ни были последствия польской кампании, немецкие операции на Западе ограничивались разведывательными полетами, постановкой мин и атаками на прибрежное судоходство. Приказы Люфтваффе в этот ранний период были настолько строгими, что исключали практически любые атаки, которые могли привести к падению бомб на британскую или французскую землю. Союзные бомбардировщики, ограниченные аналогичным образом, проводили только разведывательные миссии, несколько листовочных рейдов и несколько атак на корабли и базы немецкого флота. Даже налеты на береговые базы ВМС обеих сторон были ограничены целями, хорошо изолированными от населенных пунктов.
Немецкое вторжение в Норвегию в апреле 1940 года привело к использованию в этой стране обеих бомбардировочных сил, опять же в тактической роли. Однако воздушная война на Западе не расширялась до вторжения в Низкие страны 10 мая, более чем через восемь месяцев после начала войны.
Таким образом, в течение первых восьми месяцев освобождение от воздушного нападения распространялось не только на столицы - Берлин, Лондон и Париж, но и на все остальные населенные пункты трех стран, как бы близко они ни находились к военным или промышленным объектам. . . .
Наступательные атаки союзников не обещали спасти Лондон и Париж, оборонительные меры, казалось, могли помочь этим городам лишь в незначительной степени, а удержание немецких населенных пунктов в качестве неприкосновенных заложников представлялось единственным возможным средством их спасения. [Поэтому британское и французское правительства считали, что выгоды от сдержанности, избежание ужасных разрушений их городов, перевешивают издержки, упущенные возможности стратегического ослабления Германии; отмена этого варианта должна была произойти только в мае 1940 года.
С другой стороны, решение Германии сдерживать Люфтваффе в 1939 году было продиктовано расчетами, совершенно отличными от расчетов Чемберлена и Даладье. ... . .
Тем не менее, Гитлер очень хотел избежать любых бомбардировок Германии, но не из-за страха перед полным крахом, предусмотренным в Лондоне и Париже, а из-за личного желания избавить Германию от всех возможных трудностей военного времени, а также из-за страха, что энтузиазм немецкого народа по отношению к его режиму может не выдержать суровых условий войны.
Большая часть обсуждения г-ном Квестером развивающегося масштаба воздушной войны обобщена на рисунке 2, с использованием терминов, взятых из этой книги и из стратегических дискуссий в целом. Как указывалось в первые восемь месяцев ("фальшивая война"), центральные убежища обеих сторон почти скрупулезно соблюдались. (Технически, рейды на изолированные береговые базы ВМС действительно нарушали центральные святилища, и если бы они проводились с применением ядерного оружия или даже были бы очень крупными обычными рейдами, мы бы сегодня сказали, что центральное святилище было нарушено "ограниченным залпом сокращения сил" или "ограниченной образцовой центральной атакой", но фактические рейды были настолько малы и тактически ориентированы, что святилища можно считать по существу ненарушенными). Тактические операции, проведенные немецкими ВВС в Польской и Норвежской кампании были проведены таким образом, чтобы избежать сопутствующего ущерба гражданскому населению, насколько это было практически возможно.
Война разгорелась 10 июня 1940 года с вторжением в Низкие страны, а 15 июня немцы разрушили значительную часть Роттердама. Немецкое правительство утверждало, что это была оправданная атака на военные цели в обороняемом городе (и, таким образом, не представляла собой изменения в политике воздушных войн). Однако немецкие пропагандисты попытались использовать шок от этого события и подчеркнуть мощь немецкой авиации, представив атаку как террористический рейд. Эта попытка получить и то, и другое (когда заявления пропагандистов шли вразрез с официальными объяснениями) привела к тому, что немцы стали скрывать границы, которые, по их мнению, они соблюдали, и которые на самом деле были скрыты для многих немцев, а также для правительств и населения союзников. Нападение на Роттердам было воспринято как произвольное террористическое нападение на гражданское население. Г-н Квестор описывает ситуацию следующим образом: