Об этом не сообщалось…

Но для восторгов времени не было. Поэтому, наскоро перекусив, по-сыновьи расцеловав рыдающую женщину, разведчики и Петр Грищенко, который ещё слегка прихрамывал, двинулись в обратный путь. Трудно описать все тяготы и лишения, выпавшие на долю трех советских патриотов. Полуголодные, с обмороженными руками – морозы в тот год ударили рано, – оврагами и звериными тропами пробирались они к линии фронта. Опасность подстерегала их на каждом шагу. Дважды они чудом избежали столкновения с нарядами полевой жандармерии. У Ивана и Петра вскрылись и нестерпимо болели раны. В те немногие часы полузабытья, которое заменяло ребятам сон, они стонали, а то и бредили, звали кого-то. Но зажигались в небе звезды, и, закинув за плечи автоматы, они упрямо шли вперед. Из рассказов Грищенко они уже знали, что Гольдин – предатель. Доставить эти сведения командованию, изобличить и обезвредить шпиона во что бы то ни стало – в этом Чайка и Красножегов усматривали свой высший человеческий и чекистский долг. Мужественно и стойко держался Петр Грищенко. Несчастье произошло в прифронтовом лесочке возле безымянного хутора. Глухой морозной ночью разведчики напоролись на боевое охранение гитлеровцев. В кромешной темноте вспыхнула ожесточенная схватка. Силы были сначала равные, но к немцам вскоре подоспело подкрепление. Тогда младший лейтенант госбезопасности Алексей Красножегов приказал Чайке и Грищенко пробираться к своим, а сам остался прикрывать отход товарищей. Почти час не смолкал его автомат. Уже будучи дважды раненным, Алексей Красножегов собрал последние силы и, вырвав зубами чеку, подорвал себя вместе с навалившимися на него гитлеровцами. Это было в ночь на 30 ноября 1941 г.

Утром 1 декабря интендант 3 ранга Гольдин был арестован. На первом допросе, который вел старший лейтенант госбезопасности Базанов, он категорически отрицал свое пребывание в плену и связь с немецкой разведкой. Базанову трудно было беседовать с этим отщепенцем. Боль утраты тисками сжимала сердце. Алеша Красножегов был его воспитанником и, несмотря на разницу в годах, большим другом. Базанов слушал истерические бредни предателя, и его не покидала мысль, что, собственно, Красножегов и Чайка пошли за фронт не для того, чтобы изобличить Гольдина – рано или поздно шпион попался бы. Чекисты рисковали жизнью, чтобы сохранить доброе имя человека, в виновности которого они сомневались. И вот этот предатель изворачивается сейчас, врет, пытается уйти от заслуженной кары, а Алёши больше нет, и никогда больше не услышат друзья его раскатистый, заразительный смех и любимую им украинскую пословицу: «Шо було – бачили, шо буде – побачимо».

Когда Базанов ознакомил Гольдина с, показаниями Петра Грищенко, тот отбросил листок, заявив, что это очередная «чекистская фальшивка». Причем Гольдин в это искренне верил. Там, в урочище Шумейково, сидя в кустах, он собственными глазами видел, как рядом с Грищенко разорвалась мина и он упал на землю, исполосованный осколками. Когда же в кабинет Базанова внесли на носилках Петра, Гольдину показалось, что всё происходящее с ним – сон.

После очной ставки с Петром Грищенко предатель наконец заговорил. Он заявил, что скрывал свое пребывание в плену, потому что был завербован фашистской разведкой и ему как её агенту под страхом смерти запрещено давать правдивые показания советскому командованию.

Гольдин рассказал, что 20 сентября в бою у урочища Шумейково он участия не принимал из-за того, что «плохо видит». Когда он сдался в плен, его вскоре доставили в Конотоп, в немецкую разведку. Допрашивал его там хорошо владевший русским языком обер-лейтенант. На все поставленные вопросы – о месте нахождения в последние дни командования фронта, армий, входящих в него, состоянии остатков войск фронта, наличии в них боевой техники, о старших офицерах, с которыми он оказался в плену, – дал правдивые ответы.

После первого допроса ему был предоставлен четырехчасовой отдых, а затем его привели к гитлеровскому майору Фурману, руководителю «Абвергруппы-107» при армии Гудериана. Майор одобрил поведение Гольдина в плену и сказал, что его показания соответствуют действительности и это дает основание немецкому командованию считать, что он, Гольдин, сделал первый шаг к своей будущей карьере при «новом строе» в России и что теперь ему надо продолжать эти шаги – оказывать помощь немцам. Если он с этим согласен, то его немедленно отпустят из плена и он будет добровольно работать на «великую Германию» по ту сторону фронта.