Об этом не сообщалось…

Заслуживали внимания и показания квартирной хозяйки начфина, одинокой, женщины лет сорока, которая работала фельдшером в местной больнице. Она рассказала, что интендант с первых же дней знакомства проявлял себя с наилучшей стороны. Уравновешенный, немногословный, он всегда старался помочь по хозяйству и, что ценилось в то время особенно высоко, до крошки приносил в дом свой командирский паек. О себе коротко сообщил, что он из старых холостяков, до войны работал в Куйбышеве и занимал там большую должность, что война круто изменила его взгляды на семейную жизнь – только сейчас он понял, как важно иметь в жизни близкого и преданного человека. Так постепенно, шаг за шагом, раскрывая друг перед другом душу, они, вернее, она не заметила, как сошлись. Вначале квартирант рисовал картины их совместной жизни где-нибудь на Волге или Каме, но затем тон его разговоров несколько изменился. Интендант начал убеждать свою подругу в том, что «Германию мы не одолеем» и поэтому пока совершенно неясно, где и как придется им жить.

Собранные данные давали основания для ареста начфина, но сверху поступило указание не трогать его, а дело Круглова срочно переслать в Москву. Вскоре в штаб фронта пришло распоряжение: «Откомандировать интенданта 1 ранга А. П. Круглова в Управление кадров Наркомата обороны для получения нового назначения».

Интендант выехал в Москву, где и был арестован. Через некоторое время особый отдел фронта был поставлен в известность, что арестованный является крупным агентом абвера, который воспользовался документами честного советского патриота Александра Петровича Круглова, замученного в застенках гестапо. Внедрившись в штаб, шпион должен был выяснять оперативные и стратегические планы советского Главного Командования.

Но и тут карта абвера была бита. Надежность советской контрразведывательной службы, бдительность наших людей не дали возможности шпиону распустить свои щупальца. Очередной агент абвера, на которого вражеская разведка делала большую ставку, провалился.

Ответный удар

К концу 1941 г. значительно улучшились позиции особого отдела Юго-Западного фронта в тылу противника. Особенно много для этого потрудились работники подразделения, которым руководил опытнейший чекист, обаятельный человек и чудесный товарищ капитан государственной безопасности Борис Всеволодович Дубровин. Поначалу даже не укладывалось в голове, как это в суматохе отступления можно было провести такую сложную и кропотливую работу. Но эту задачу Дубровин и его сотрудники выполняли с непоколебимым упорством.

Как всегда, чекисты ощущали в своей работе направляющую силу и всестороннюю помощь партийных органов. По рекомендации обкомов и горкомов партии они подбирали надежных людей и оставляли их на территории, захваченной гитлеровцами, или же посылали их туда через линию фронта. Этот кропотливый и ответственный труд вскоре стал окупаться.

Сотни наших разведчиков, работавших за линией фронта, ежеминутно рискуя жизнью, добывали важнейшие сведения о деятельности гитлеровской разведки и контрразведки, планах немецкого военного командования, режиме, устанавливаемом оккупантами на захваченной ими территории, их карательных и административных органах и предателях, которые пошли в услужение к фашистам.

…Когда гитлеровские танковые соединения рвались к Белгороду и эвакуация государственных учреждений, предприятий и населения была в разгаре, учитель Степан Лукич Самойленко внешне никаких признаков беспокойства не проявлял. Единственной его уступкой грозному времени был погреб, который он выкопал в садике, за домом, где вместе с женой пережидал бомбежки и артиллерийские налеты.

У директора школы остался очень неприятный осадок после беседы с учителем немецкого языка. Немногословный Самойленко коротко сообщил ему, что, взвесив все «за» и «против», они с женой решили на восток не уезжать. Детям нужно учиться независимо от того, кто в данный момент будет находиться у власти, а они с супругой учителя и по профессии, и по призванию. Директор не удержался и резко заметил, что это похоже на капитуляцию. Самойленко пожал плечами и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Мало кто из соседей и сослуживцев знал, что Самойленко был уроженцем Поволжья. Там он вырос, там изучил язык и в институте лишь отшлифовал свои знания до совершенства. Родители его до сих пор жили в небольшом приволжском селе, куда, кстати, он ещё в самом начале, войны отправил своего шестилетнего сына.

Из возмутительного поведения учителя немецкого языка директор школы тайны не сделал, и теперь супруги Самойленко нередко ловили на себе презрительные взгляды знакомых, а бескомпромиссные мальчишки начертили на дверях учительского дома разлапистую фашистскую свастику.