Об этом не сообщалось…

Когда началась Великая Отечественная война, капитану государственной безопасности Дубровину удалось открыть в этом человеке неоценимое качество для разведки. За показной медлительностью, в меру сдобренной крестьянской хитрецой, Дубровин разгадал родниковой чистоты душу и горячее сердце патриота. Ведь ни в анкетах, ни в разговорах с соседями дед Плаксюк никогда не упоминал о своих прошлых подвигах в буденновской разведке, а тем более о том, что именно от его кресала вспыхнул тревожной осенью ночью 1920-го фольварк пана Альберта, в котором размещался штаб дивизии войска Пилсудского. Но факт остается фактом. Дубровин включил Харитона Карповича в свой актив, и уже в середине декабря 1941 г. тот (под псевдонимом Платон) стал одним из лучших его зафронтовых сотрудников.

Составить прочную легенду для Плаксюка особого труда не составляло. Без колебаний остановились на настоящей биографии. Рассудили, что бывший немецкий приказчик, а теперь скромный, знающий и исполнительный заготовитель – к тому же беспартийный – у фашистов подозрений не вызовет, а работы по специальности ему с избытком хватит и у представителей «нового, порядка». Так оно и произошло. Плаксюк был не только оставлен в прежней должности, но благодаря знанию языка стал кем-то вроде консультанта команды заготовителей при гебитскомиссариате[10].

Многолетний жизненный опыт подсказывал Харитону Карповичу, что в компании профессиональных грабителей честность не является добродетелью. Хватая всё, что под руку попало, гитлеровские власти даже поощряли к разбою своих «добровольных» помощников. И как это ни было противно натуре Харитона Карповича, он вынужден был прикарманивать определенную часть продуктов и денег. Успокаивал себя тем, что его доля шла на большое и нужное дело – партизаны нередко испытывали острую нужду в продовольствии.

Очень скоро Плаксюк обнаружил, что натуральные доходы гебитскомиссара не намного выше, чем у среднего заготовителя. Если военный комендант города и крупные армейские чины слали в Германию награбленное буквально вагонами – посылки герра Шульца свободно умещались в обыкновенных почтовых ящиках. Видел Плаксюк и то, как болезненно это переживает новоявленный полтавский гебитскомиссар.

Поразмыслив, Харитон Карпович пришел к выводу, что на создавшейся ситуации можно сыграть. В одну из очередных своих поездок он встретился с командиром партизанского отряда, и тот целиком поддержал деда Харитона – упускать такую возможность ни в коем случае нельзя.

Несколько дней фуражиры отряда работали с полной нагрузкой и вместительную повозку загрузили так, что у неё даже просели оси. Весь неблизкий путь пара лохматых лошадей укоризненно помахивала головами, но в Полтаву прибыли вовремя. Приближались рождественские праздники, и Харитон Карпович решил не откладывать дела в долгий ящик. Минуя здание комиссариата, он подъехал прямо к особняку герра Шульца. После продолжительного объяснения с часовым его наконец допустили к отдыхающему шефу, что чуть было не стоило Харитону Карповичу хорошей затрещины. Но плохое настроение Шульца улетучилось, как только он ознакомился с содержимым повозки: несколько душистых свиных окороков, два внушительных бочонка с домашней колбасой, килограммов двадцать сала с ладонь толщиной, мед, масло, яблоки… Это было хорошей рождественской закуской. Часовой даже покинул свой пост и присвистнул от восхищения. Только тогда Шульц пришел в себя и, прикрикнув на солдата, обернулся к Плаксюку:

– Ты это всё украл?

– Упаси бог, ваше превосходительство! Объяснил мужичкам честь по чести: так, мол, и так, рождество христово приближается, а добрый господин наш должен на казенном пайке сидеть… Поняли и уважили – со всей душой.

– Почему ты не сдал всего на склад? Хочешь под суд?

– Упаси боже, господин хороший. Оно ж ведь не заготовленное, а дареное… Вам лично… От благодарных, так сказать… Так что примите – не обидьте…

Шульц, конечно, и в мыслях не допускал не принять столь щедрого подношения, однако порядок есть порядок, и он приказал разгружать повозку с таким видом, будто бы сделал Харитону Карповичу бог весть какое одолжение.

Лиха беда начало. Постепенно Плаксюк стал не только приближенной, но и весьма доверенной особой. Он первый предложил реализовывать излишки продуктов, «образовавшиеся» на складе комиссариата, на черном рынке. И теперь посылки гебитскомиссара стали ещё меньше, не превышали почтовых стандартов, зато личный счет фрау Шульц в лейпцигском банке понемногу пополнялся.

В редкие часы, когда Харитон Карпович бывал среди своих, он горько жаловался на судьбу и говорил, что ещё месяц-другой такого «блатмейстерства» и он или наложит на себя руки, или, на худой конец, придушит этого выжигу Шульца. Но командир партизанского отряда за такие разговоры хмурился на деда. А Дубровин советовал всеми средствами крепить «дружбу» с гитлеровским ставленником. Сведения, добываемые Харитоном Карповичем через Шульца, высоко оценивались в особом отделе фронта.