Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Миссис Маккарди была необыкновенно вежлива.

—    Вы спешите в Дахау? Можете ехать со мной.

Знакомство наше началось за четверть часа перед тем, и

фразы, которыми мы обменялись в бюро «лагеря прессы», носили чисто деловой характер: я искал оказии, чтобы добраться до Мюнхена.

—    Очень благодарен вам за помощь.

Во время оживленного разговора мы коснулись темы недав­но законченной войны.

—    Мы верили в эту войну: скептицизм — не американская черта характера. А сегодня... сегодня я боюсь, что из этой кро­вавой купели мы вышли грязнее, чем были когда-либо прежде.

Я не совсем понимаю мою соседку.

—     Боюсь, что мы с вами говорим на разных языках, миссис. Если бы не отвага солдат Сталинграда,— кто знает, не везла ли бы сегодня «Куин Мери» в какой-нибудь из европейских портов очередной груз уже американского топлива для крематориев Дахау и Освенцима. Нет, миссис Маккарди, ваш сын погиб не напрасно.

—    Спасибо! — бросила она сухо.

Мы долго молчали, не отрывая глаз от дали, откуда надви­гались на нас грозные лесистые холмы, которые затем, при­близившись, расступались и таяли, как вчерашний сон. Наконец мое любопытство пересилило.

—    Я осмелюсь напомнить, миссис, что вы не поставили то­чек над и. Может быть, вы имели в виду Индонезию?

—    Ох, сэр! Не напоминайте мне в такое чудесное утро о наших английских родичах. Узнав, что о них так много гово­рят, они еще чего доброго лопнут от спеси. Другое дело, что это, вероятно, был бы наилучший выход из создавшегося положения.

—    Это голос шотландской крови?

—     Нет — американской. Шотландская фамилия досталась мне от мужа... Вы, кажется, могли уже не раз наблюдать взаимо­отношения между нашими джи-ай и томми[7].

—    Да, это взаимная «блестящая изоляция».

—    Я назвала бы это иначе, но пусть будет по-вашему. К вашему сведению, меня тревожит не английская политика. От британского аристократического вола наивно было бы требовать чего-нибудь большего, чем кусок тухлого мяса.

—    В большинстве случаев эту политику трудно отличить от американской, не так ли?

—     Вы угадали. Больше всего раздражает, нет, бесит меня, когда я слышу или читаю эти нестихающие комплименты наших нынешних светил над могилой президента, поклявшегося избавить человечество от войны, нищеты и страха. Это уже нечто худшее, чем лицемерие, это цинизм.

Возмущение миссис Маккарди содержало все элементы иск­ренности: ее голос сливался теперь с гневным рокотом мотора, преодолевавшего подъем.

Немного погодя она добавила:

—    Печальнее всего то, что народы не видят трагизма ситуа­ции или не хотят его видеть.

—    Народы здесь ни при чем, миссис.

Миссис Маккарди иронически оттопырила губку.

—     Если смотреть с высоты ваших принципов, быть может, это и так. Но позвольте мне иметь было слышать это «собственное») мнение; мнение, рожденное в конце концов юнрровским опытом.

Разговор становился интересным. Я счел необходимым по­спешить собеседнице на помощь.

—     Надеюсь, вы согласитесь со мной, что этот юнрровский опыт дорого обходится народам, и боюсь, обойдется еще до­роже...

—     Несомненно. Есть святыни, которыми нельзя торговать безнаказанно.

—    Таким способом можно утратить не только моральный кредит...

Она покосилась на меня:

—    Можно утратить, говорите? Он уже утрачен. Особенно после скандала в Дахау.

—    В Дахау? За Дахау отвечают сегодня нюрнбергские обви­няемые.

—    А впоследствии мы все ответим перед судом истории.

—    Вы, очевидно, имеете в виду Мюнхен и его результаты?

—     Нет, сэр. Я говорю теперь о Дахау и обо всем, что про­изошло там после ликвидации лагеря. Не удивляюсь, что вы успели уже забыть об этом. А я не забыла и не забуду, что американские солдаты нарушили священное право убежища. Надо было видеть, как эти люди плакали и рвали на себе волосы, когда их передавали вашим властям!

Я не верил своим ушам.

—    Миссис Маккарди! Вы проливаете слезы над...

—    О, еще бы, над коллаборационистами, предателями, или как вы их там называете. Однако для меня, американки, они прежде всего люди, страдающие люди. К тому же не забудьте, сэр, что война ведь уже кончилась.

Логика моей собеседницы была достойна ее этических прин­ципов.

—    Вы ошибаетесь, миссис. Еще не кончилась, ни в коем слу­чае не кончилась война против уцелевших камелотов[8] достаточно известного вам Адольфа Гитлера и против...

—     ...идиотов, вы хотели сказать? Спасибо.

—    Не за что. С идиотами было бы не так уж трудно справить­ся. Хуже, когда этих камелотов протежируют няньки вроде вас, миссис.

—    Ваша склонность к эпитетам, сэр...

—    Менее, наверняка менее опасна, чем ваша забота о по­следышах нацистского дьявола. Впрочем, могу вас успокоить: американцы выдали всего несколько десятков предателей и то лишь потому, что те в прошлом стреляли по вашим джи-ай. Основная же масса, несколько сот тысяч этих негодяев, все еще пребывает под вашей любвеобильной опекой.

—    У вас, должно быть, нетерпимость в крови, если вас не волнует даже судьба несчастных детей.