Об иных горизонтах здешнего. Апология вечного возвращения

Понятно, что идентичное, равное, неотличимое – нечто иное, чем то же самое, то есть тождественное, что здесь всё непросто: дубль Демокрита – не Демокрит, «вчерашний» Кориск – не этот же самый сидящий напротив Кориск… но вместе с тем этот же самый…

Поскольку безусловная приверженность линейному времени не позволяет как следует углубиться в подобные трудности и парадоксы, рассуждения Оригена и аналогичные им, встречающиеся у многих мыслителей, – не столько полемика с самой доктриной вечного возвращения, сколько свидетельства о её постоянном присутствии в философии с давних времён.

Вечное возвращение и воскресение из мёртвых

Что общего между учением о вечном возвращении и воскресением из мёртвых? Ничего или почти ничего. Однако нет: взаимосвязь всё-таки есть, и она обсуждалась в богословии и философии в течение многих веков, хотя по известным причинам свидетельств тому сохранилось немного. Вот, например:

«Говоря о возобновлении мира в книгах „О промысле“, Хрисипп пришёл к следующему выводу: „Если всё происходит именно так, то ясно, что и для нас вполне возможно восстать после смерти в нашем настоящем виде по прошествии определённых периодов времени“» (Лактаций. «Божественные установления». Книга VII, глава IV, раздел 23).

«Некоторые говорят, что на основании восстановления Вселенной [стоиков] христиане представляют воскресение тел от смерти к жизни; но они сильно ошибаются, потому что, по словам Христа, однажды только произойдёт такое воскресение, а не периодически» (Немезий. «О природе человека»).

Рассмотрим этот вопрос.

Чем воодушевляет мысль о воскресении, особенно если обращаются не к эрудиции, не к мыслям других, а к собственной душе? Небесные грады неземной красоты, тоньше вид'eния, но притом нерушимые. Вечная жизнь в присутствии ангелов, Бога, богов. Мудрость, блаженство, всеведение, бесконечность. Непреходящий божественный свет. При этом мы сами, такие же, как и сейчас, но без изъянов, без тлена, без тени земного. Не боги, но люди, какими они должны были бы быть…

Однако чем больше пытаются представить и описать блаженную вечную жизнь по воскресении, тем получается хуже: каждое новое слово не раскрывает, а лишь принижает, низводит её. Поэтому проецировать эту мечту в сферу фантазии, видимо, всё же не стоит: лучше, когда она остаётся интуитивно понятной, но не уложенной в формы и образы.

Заметим, что в отношении инфернальных пространств всё обстоит куда проще: вообразить всякого рода мытарства, страдания, длящиеся без конца, – задача не столь безнадёжная, свидетельств чему предостаточно в поэзии, философии, литературе.

Правда, при этом исключительно редко допускают возможность оказаться в аду для себя лично. Надежда на Благо и на его окончательное торжество могущественна и неодолима. Тот, кто по глупости не видит в себе никакого греха, ни в чём не раскаивается и ни о чём не жалеет, не станет предполагать для себя ад, поскольку не знает, за что может быть осужден. Кто же раскаивается, тот надеется на прощение именно благодаря этому самому раскаянию, причём надежда тем крепче, чем сильнее раскаяние.

Хотя мечта о вечном блаженстве по воскресении бесформенна и чисто интуитивна, в ней различаются два аспекта: во-первых, каков этот непредставимый Небесный град – какова эта чистая безмятежная жизнь в веке вечности и, во-вторых, ослепительная перспектива сохранения, очищения и бессмертия нас самих, нашей индивидуальности. Разумеется, эти аспекты связаны и переплетены между собой. Но, не вдаваясь в подробности, оставим в тени аспект первый и сосредоточимся на втором.

Воскресение – это не отделение души от тела и её новая жизнь в блистательном или ужасном мире загробном, не перевоплощение в иное существо, родившееся в ином преходящем мире, и не продолжение этой же жизни в иных измерениях, куда отправляются в тонких астральных телах. Это и не слияние «я» с мировой Душой, в которой рассеивается наша индивидуальность и происходит возвращение к Единому, Богу, Первоначалу, свершается единение с Ним.

Когда говорят о воскресении, имеют в виду посмертное восстановление именно нас самих, всей нашей индивидуальности, включая и это самое физическое тело, которое, правда, по благодати получит бессмертие. Хотя мы и без физического тела вполне можем сознавать себя самими собой, то есть вполне можем сохранять свою индивидуальность (что бывает, к примеру, во сне, где тело, возможно, и есть, но не это физическое, а иной раз и вовсе не человеческое, и где мы часто не помним ни своей земной судьбы, ни собственного имени), но нет – воскресение подразумевает наиболее жёсткий, наиболее полноценный вариант восстановления индивидуальности, включающий даже последний, самый тяжеловесный её элемент – тело физическое.