Об искусстве и жизни. Разговоры между делом

Еще одна уникальная картина в собрании Зильберштейна принадлежит кисти художника Алексея Боголюбова и была приобретена у собирателя Константинова. Это был не широко известный коллекционер, может быть даже просто владелец одной картины. Почему Илья Самойлович ее приобрел? На этот вопрос дает ответ одна запись, сделанная им на отдельном листочке. «Манана Андроникова[30] два с лишним часа у меня просила дать ей тему для дипломной работы. Рассказываю ей о Боголюбове, это в сто раз больше, чем дипломная работа. Это превосходная кандидатская диссертация, это тема большой книги, и это даже докторская диссертация. А ведь четверть века назад я ввел в работу документальную литературоведческую ее отца». Это говорит о его увлечении Боголюбовым. Он очень любил его не только как художника, а как общественного деятеля и как внука Радищева — все это было для него очень важно. Ну и, кроме того, если вы посмотрите на эту картину, то увидите, что она написана от дома, в котором находилось «Литературное наследство», где Илья Самойлович проработал почти всю свою жизнь, и для нас это родные места, потому что это вид Волхонки, нашей улицы, если смотреть на нее от бульвара.

Выставка «Произведения русской и западноевропейской графики и живописи из собрания И. С. Зильберштейна». ГМИИ им. А. С. Пушкина, 1985. © ГМИИ им. А. С. Пушкина

Илья Самойлович задумался о судьбе своей коллекции, особенно когда основные вещи уже были приобретены. В предисловии к каталогу своего собрания Илья Самойлович написал: «Ни один истинный коллекционер не должен быть безразличен к судьбе своего собрания. Если коллекция стала значительной и представляет тот или иной интерес, она должна стать собственностью родины. В этом я вижу конечную цель собирательства». То есть уже в это время Илья Самойлович считал, что коллекция должна передаваться государству и продолжать радовать людей, именно в этом цель коллекционерства.

Большая часть коллекций Ильи Самойловича оказалась в нашем музее, что дало нам возможность образовать новое отделение музея — Музей [теперь — Отдел] личных коллекций. Конечно, это опиралось на личные взаимоотношения, которые возникли у Ильи Самойловича с некоторыми сотрудниками, в том числе и с Натальей Ивановной Александровой, но также и со мной. Мне кажется, что я знала Илью Самойловича всегда. Во всяком случае, я была еще студенткой Московского университета, когда слушала его выступления, бывала с ним рядом, еще не будучи знакома лично, на разного рода научных заседаниях, которые происходили во многих учреждениях, в Академии архитектуры, в университете и в других научных аудиториях. Потом мы с ним познакомились лично, и, конечно, большое значение для него имел тот огромный неподдельный интерес, который я и сотрудники нашего музея испытывали к его коллекции. Мне доводилось бывать у него дома, видеть его художественные сокровища. Наши сотрудники часто помогали Илье Самойловичу в поиске научных материалов и книг, которые дополняли его знания о принадлежащих ему вещах. Случалось, что хотя он и прекрасно знал тот материал, который собирал, но он советовался с нашими сотрудниками и с сотрудниками Третьяковской галереи.

И вот я сделала Илье Самойловичу предложение показать его коллекцию, прежде всего зарубежный материал, на выставке. Она прошла с успехом и произвела на него большое впечатление. Но еще большее впечатление произвела на него выставка уже 1985 года, когда мы показали всю его коллекцию. Она заняла большую часть залов музея, в том числе Белый зал и колоннаду. И я помню его неподдельный восторг, почти детское удивление. Он звонил мне по утрам и спрашивал: «А сколько вчера было людей?». И уже зная его интерес к этой стороне дела, к популярности его собрания, я в кассах узнавала, сколько было продано билетов на его выставку. Вы знаете, он писал об этом, он писал даже своим зарубежным корреспондентам: «На моей выставке побывало такое-то количество людей». Само это явление, понимание, что все оказалось нужным, а то, что он писал и искал, это не только материал для научной деятельности, это нужно и интересно зрителям, которые приходят в музей, вызывало его неподдельный восторг и, я бы сказала, соответствовало какой-то конечной цели всей его жизни, всей работы по коллекционированию — непременно показать это людям.

Он опубликовал статью «Сберечь дело жизни», в котором заявил уже о необходимости Музея личных коллекций. Я горячо поддержала его идею, я считала, что это будет чрезвычайно полезно, что получение материалов из иных коллекций повысит и значение музея, а главное — расширит его русскую часть и тем самым введет русское искусство в историю мировой культуры. После выставки 1985 года Илья Самойлович подписал соглашение с нашим музеем о передаче всей его коллекции. Причем должна сказать, что он был максималистом и считал, что если уж передавать, то передавать абсолютно все, до последнего рисунка.