Читаем ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство) полностью

Защитники чистого искусства с бешенством нападают на защитников социального искусства, от которого идут силовые линии. Но оно есть — или несомненно придет, причем основной вопрос в том: кому будет оно служить. <…> Художник не может остаться равнодушным к происходящему во всем мире социальному перевороту, не может остаться равнодушным к русской резолюции. Какой здесь размах, какое величие эмоций, какая возможность реорганизации людей воздействием на них искусства, воздействия его на эмоциональные, волевые центры людей. Вот какое искусство я называю агитационным. И я хотел бы видеть новых художников, пришедших из рабочего класса или пришедших к нему, взявших на себя эту задачу воздействия на общество. Такой художник должен быть реалистом. Искусство черпает язык из недр действительности.

Потерявшее дорогу буржуазное искусство принимает за хлеб камень. В России даже недавние кубисты делают уже шаг к реализму, реализм вообще подымает голову. Но, анализируя некоторые выставки реалистов, мы можем наблюдать здесь известную сектантскую зачерствелость, извест ную болезнь эпигонства, мы здесь не видим живого применения художественных сил к современному мощному темпу жизни. Я предчувствую, что в Ассоциации художников революционной России должны собраться наиболее свежие силы, чтобы открыть глаза па революционную действительность. На одной из последних выставок модернистов я наблюдал также сдвиг к изучению реального: на этой выставке «левые» художники и художники «центра» начинают учиться живому языку. Главное — это победить отвращение к сюжету. Нужно помнить, что за искусством стоит человек. Довольно бессмысленных колоратур! Нет картины, если полотно представляет собой только формальные комбинации чистой живописи. Картина должна зажечь душу каждого зрителя. <…> Бетховен даже о музыке своей говорил, что это идейные вещи. <>…> Искусство без идеи разлагается.

Вот почему на ближайший к нам по времени пласт прошлого реалистического искусства, на эпоху передвижничества надо обратить особое внимание. Там выходец из народа гордо поставил свой противовес власти и капиталу. Передвижники хотели говорить для русского народа и от его имени, и в этом направлении создали большое искусство, и хотя потом их одно время хаяли, но теперь мы стали вновь понимать, на какой высоте были хорошие мастера 60—70–х годов. Пересмотр отношения к этому пласту необходим. Не в народничестве тут смысл. Никто не скажет, что мы должны писать стихи на те же темы, что и Некрасов. Я не хочу петь здесь хвалы Демьяну Бедному, но он единственный, обладающий силой и простотой некрасовского стиха поэт, чьи стихотворения разошлись в количестве трех миллионов экземпляров. Ни один поэт мира не достиг такой цифры, и ему ВЦИК дал орден Красного Знамени за то, что на простом и доступном пониманию всех языке, опираясь на широкие пласты народа, он будит и зовет к коммунизму, знает, что сказать рабочему, мужику, красноармейцу. Таким же знаменательным фактом является провозглашение народным художником республики Н. А. Касаткина, у которого надо учиться героическому, суровому реализму. Н. А. Касаткин — биографии которого здесь будет посвящен, кажется, специальный доклад, — среди многих художников, родственных ему, первый с глубокой любовью к своим объектам обратил внимание на пролетариат.

Этот художник близок рабочему классу. Тот ли у вас язык, что у рабочего, и что вы ему скажете — этим будет расцениваться ваша близость к передовым кругам человечества.

Рабочий класс, воля которого излучается через его представителей, через рабоче–крестьянское правительство, возлагает наибольшие надежды на тех художников, которые памятуют три завета: понятный до максимума язык, наличие глубоких переживаний, стремление проникнуться внутренним миром жизни народа не в отсталых слоях его, а в его передовых отрядах, в его Коммунистической партии. В этом не может быть никакого сомнения, и надо быть слепым, чтобы не видеть этого. Внутренний консонанс между рабочим народом и партией, несмотря на страдания и испытания, обеспечивает дальнейшие победы. Реализм — это выражение подлинного жизненного содержания. Надо полюбить наше время, надо им проникнуться. Новая экономическая политика создает только временную и частичную зависимость от нэпмана и является лишь небольшой поддержкой художественному консерватизму, она не может убить настоящих художников, знающих, что теперь хозяин — рабочий, народ.

Настоящее чествование является лишним звеном в цепи показательных явлений, знаменующих дальнейшее направление развития искусства. В том направлении, в каком работал Н. А. Касаткин, можно обслужить подлинные потребности народа, который наградит своих мастеров и учителей.

<p>Приложение 10 (к статье «Ленин и искусство») </p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное