ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)

Агитация отличается от пропаганды тем, что она прежде всего волнует чувства слушателей и читателей и влияет непосредственно на их волю. Она, так сказать, раскаляет и заставляет блестеть всеми красками содержание революционной проповеди.

Можно ли сомневаться в том, что чем художественней такая проповедь, тем сильнее она действует? Разве мы не знаем, что оратор–художник, художник–публицист гораздо скорей находит путь к сердцам, чем не одаренный художественной силой человек?

Мы это знаем хорошо, и великий коллективный пропагандист, коллективный проповедник — Коммунистическая партия — должна вооружиться всеми средствами искусства, которое, таким образом, явится могучим подспорьем для агитации. Не только плакат, но и картина и статуя, — в менее летучей форме, но овладевая более глубокими идеями, более сильными чувствами, — могут явиться, так сказать, наглядным пособием при усвоении коммунистической истины.

Театр так часто называли великой трибуной, великой кафедрой для проповеди, что на вопросе о нем не стоит здесь и останавливаться.

Музыка всегда играла громадную роль в массовых движениях: гимны, марши являются необходимой принадлежностью их. Надо только развернуть эту магическую силу музыки и довести ее направление до высшей степени определенности. Мы пока не в состоянии в широкой мере пользоваться для целей пропаганды архитектурой, но, создавая, быть может, в близком будущем наши великие Народные дома, мы противопоставим их дворцам, казармам и церквам всех вероисповеданий.

Такие формы искусства, которые возникли только в самое последнее время, как, например, кинематография, отчасти и ритмика, могут быть использованы с огромным результатом. О пропагандирующей и агитационной силе кино смешно распространяться— она бросается в глаза каждому. И подумайте, какой характер приобретут наши празднества, когда через посредство Всевобуча' мы будем создавать ритмически движущиеся массы, тысячи и десятки тысяч людей, притом не толпу уже, а действительно охваченную одной идеей упорядоченную мирную армию!

На фоне подготовленных Всевобучем[45] масс выдвинутся другие, меньшие группы учеников наших ритмических школ, которые вернут танцу его настоящее место. Народный праздник всеми искусствами украсит окружающую его раму, которая будет звучать музыкой и хорами, выражать его чувства и идеи спектаклями на подмостках, песнями, декламацией стихотворений в разных местах, в ликующей толпе, которая сольет потом все во всеобщем действе.

Это то, о чем мечтала, к чему стремилась Французская революция, это то, что проносилось перед лучшими людьми культурнейшей из демократий — афинской, и это то, к чему мы уже приближаемся.

Да, во время шествия московских рабочих мимо наших друзей из III Интернационала[46] во время праздника Всевобуча, который был дан после этого, во время большого действа у колоннады Биржи в Петрограде[47] чувствовалось уже приближение того момента, когда искусство, ничуть не понижаясь, а только выигрывая от этого, сделается выражением всенародных идей и чувств революционных, коммунистических.

Революция как явление огромной и многогранной значимости многосложно связана с искусством.

Однако в первые годы революции влияние ее на искусство было мало заметно. Правда, были написаны «Двенадцать» Блока, «Мистерия–буфф» Маяковского, много было произведено хороших плакатов, некоторое количество недурных памятников, но все это далеко не соответствовало самой революции. Быть может, это в значительной степени объясняется тем, что революция, с ее огромным идейным и эмоциональным содержанием, требует реалистического выражения, формы прозрачной, насыщенной идеями и чувствами. Но художники–реалисты (вернее, художники более или менее близкие к реализму) гораздо менее охотно шли навстречу революции, чем художники новых направлений; последние же, чьи беспредметные приемы более подходящи для художественной промышленности и орнамента, оказались бессильны выразить новое идейное содержание революции. Таким образом, мы не можем похвастаться тем, чтобы революция (повторяю, в первые годы) создала для себя достаточно выразительную художественную одежду.

С другой стороны, революция не только могла влиять на искусство, но и нуждалась в искусстве. Искусство есть мощное орудие агитации, и революция стремилась приспособить к себе искусство в агитационных целях. Однако такие достижения, когда агитационная сила соединялась с подлинной художественной глубиной, были весьма редки. Агитационный театр, отчасти музыка и в особенности плакат несомненно имели в первые годы революции значительный успех в смысле массового своего распространения. Но лишь очень немногое можно отметить здесь как художественно вполне удовлетворительное.

Тем не менее в принципе положение оставалось верным: революция должна была дать художникам чрезвычайно много, дать им новое содержание, и революции нужно было искусство. Союз между ней и художниками рано или поздно должен был наступить.