Вот те общие предпосылки, которые должны быть твердо положены в основу всякого подхода к проблемам искусства вообще и проблемам так называемого «прикладного» искусства в частности.
Эти идеи я высказывал давно. Это вовсе не мои идеи. Их придерживается, в сущности, всякий не отравленный ни буржуазными предрассудками, ни модным поветрием марксист.
Очень смешно, когда, например, Чужак, сделав огромный круг, пришел именно к этим идеям и выдает их теперь за свои и считает, что к ним можно прийти только этим путем, да еще полемизирует с тем, кто их всегда высказывал.
Но мне хочется, чтобы журнал «Художественный труд» как можно менее уделял внимания хаосу толков среди слепых и кривых «эстетов» наших дней, а делал бы свою серьезную работу твердо, уясняя социально–психологическую сущность и социально–культурную ценность искусства всех родов.
ВЫСТАВКА КАРТИН, ОРГАНИЗОВАННАЯ КРАСНЫМ КРЕСТОМ[105]
Впервые — «Известия», 1924, 27 марта, № 71.
Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 119—123.
Год тому назад на столбцах «Известий» [106] я отметил мои впечатления о выставке, где сказались новые тенденции работников бывшего «Бубнового валета»[107] За этот год Крнчаловскнй, Машков, Лентулов и другие работали достаточно усиленно, их поворот к сочной действительности — живописному реализму — окреп и выяснился вполне.
Мастерство, приобретенное ими во время их чисто стилизаторских блужданий, оказалось для них в высшей степени положительным началом. Их реализм красочен, многозначителен, в нем живет современность, ее музыка, которую часто невозможно перевести на слова, но которая делает несравнимыми пейзажи упомянутых мастеров, скажем, с пейзажами импрессионистов и передвижников.
Вместе с тем переход к углубленному реализму, усиление веры в природу, уравновешение работы из «себя» работой, преломляющей внешнее, в свою очередь благотворно сказались на их мастерстве. У Машкова все более и более теряется разобщенность элементов его прежних работ, их некоторая сухость, искусственность их освещения, не говоря уже о присущем его ранним работам полукубизме. У Кончаловского совсем отпала та серая, мутноватая, клочковатая, порой прямо–таки как будто неряшливая вата, которая прежде отталкивала меня от этого замечательного художника. У Лентулова выпрямились линии его рисунка, и дефигурации, бывшие данью этого большого таланта прихотям буржуазного упадка, им теперь совершенно отброшены.
Крайние левые товарищи художники Древин, Удальцова, Королев идут к здоровому, правильно понятому реализму. Ученики, которых художники показали на этой выставке, дали обещающие ученические работы. На первом месте по количеству, да, пожалуй, и по качеству работ стоит Кончаловский. На этот раз он дал множество пейзажей исключительной значительности. Радостной, бодрой красочностью, глубокой, не умиленно–преклоненной, а какой–то товарищеской любовью к природе, эмоцией бодрой уверенности насыщены его пейзажи. Они психологичны, но вместе с тем стихийны. Раздумье, даже налет грусти не заслоняют у него крепости и силы мира, в котором мы живем. В его радостности отсутствуют всякая нарядность и сладость. Все это крепко, все это по–мужски. Из пейзажей особенно великолепен «Ветлы перед прудом», представляющий собой, несомненно, в своем роде шедевр. Прекрасны также обнаженные женщины Кончаловского. «Женщина перед зеркалом» вся полна здоровья, это действительно прекрасный человек. Спина, вырисованная с любовью и мастерством, купается в воздухе, играет светом и тенями и почти классична по определенности и гармоничности своих форм. К сожалению, я должен сказать, что мне показалась неубедительной трактовка рук. Руки даны в смелом ракурсе, но перспектива их как будто не выдержана. Кончаловский почти равняется со старыми мастерами обнаженного человеческого тела, ему нужно обратить внимание на то, чтобы быть убедительным во всех деталях. Его большая «Даная» — превосходная вещь, с честью могущая занять место на выставке любых мастеров, но опять–таки я не уверен, что придирчивый критик не отметил бы некоторой анатомической слабости ног по сравнению с остальной фигурой.
В общем никогда еще Кончаловский не казался мне таким простым, таким искренним, таким сильным, таким радостным и умелым мастером. Даже превосходная общая выставка его произведений, показанная недавно Третьяковской галереей, менее удовлетворительна в этом отношении, чем ныне выставленные им 29 полотен.