Об «истинной стоимости» товаров

Итак,«в идеале», принцип абсолютной эквивалентности обмена тождественен столь же абсолютному застою, но никоим образом не может вывести за пределы буржуазных отношений. А поскольку жизнь вопреки нелепому принципу все-таки продолжается, то нововведение (стоимость выражается не в овеществлении рабочего времени, не в особом товаре - деньгах, а в самом рабочем времени), не меняя существа отношений, придает поверхностным отличиям этакую идеологическую видимость «социализма». Но рынок с необходимостью возвращает все на круги своя; цена, как ни в чем не бывало, колеблется вокруг стоимости, и потому часовой бон, как бы его ни конституировали, «представлял бы в противоположность ко всем товарам некое идеальное рабочее время, которое обменивал ось бы то на большее, то на меньшее количество рабочего времени и получало бы в боне некоторое обособленное, собственное существование, соответствующее этому действительному неравенству. Всеобщий эквивалент, средство обращения и мера товаров опять противостояли бы товарам в качестве чего-то индивидуализированного, подчиняющегося собственным законам, отчужденного, т.е. со всеми свойствами нынешних денег, но не оказывая их услуг. Однако путаница достигала бы несравненно больших размеров в результате того, что тем мерилом, при помощи которого сравниваются товары, эти овеществленные количества рабочего времени, был бы не третий товар, а их собственная мера стоимости, само рабочее время» (Маркс, т.46, ч.1, с.80). Рано или поздно, путаница с необходимостью должна разрешиться в пользу действительных денег, т.е. обладающих покупательной способностью не только в этой замкнутой системе, но и на мировом рынке вообще. Точнее, в эту систему должны властно внедриться настоящие мировые деньги, обращая в прах не выверенный, не отшлифованный полноценным рынком, «деревянный» денежный суррогат.

Жизнь всегда полнее, драматичнее, катастрофичнее любых теоретических предвидений, и Энгельс лишь иронически посмеивается, изображая бесславное, но, увы, закономерное разложение «социалитета», любовно сконструированного Дюрингом, предвидя, впрочем, такие детали, что некоторые граждане с помощью своих мировых денег, вполне возможно, предпочтут «не медля не минуты...сбежать из коммуны». А ведь «хозяйственная коммуна», о коей здесь идет речь, смоделирована именно на принципе «абсолютной стоимости», на основе которого г-н Дюринг надеется приравнять разные виды труда. Однако, объективный ход вещей неумолимо ведет ее к вырождению в обычное капиталистическое предприятие. Правда, Дюринг с самого начала допускает металлические деньги, считая золото «деньгами по своей природе». Но в расчетах между коммуной и ее членами они поначалу выполняют роль простых квитанций, удостоверяющих количество рабочего времени. Затем связь между деньгами и индивидом, их заработавшим, утрачивается, они становятся безличными, отчуждаемыми, приобретают форму сокровища и тенденцию к образованию капитала. «Все "законы и административные нормы" в мире, - замечает Энгельс,- так же бессильны изменить это, как не могут они изменить таблицу умножения или химический состав воды». (т.20, с.316). «Деньги добиваются здесь свойственного им нормального употребления наперекор тому злоупотреблению, которое г-н Дюринг хочет навязать им...» (с.317).

Вот ирония истории. Тот путь, который Маркс и Энгельс, исследовав теоретически, подвергли уничтожающей критике, наше общество, увы, проделало на практике, действуя якобы «по Марксу»! Мало того: находятся горе-марксисты, готовые снова тащить нас в этот порочный круг. Однако в этом нет ничего удивительного или злонамеренного. Не так-то просто вырваться из отношений частной собственности, и Маркс не случайно говорил о «долгих муках родов» нового общественного строя.

Видеть суть социализма в справедливой дележке - это значит с самого начала отрицать общественную собственность. В том-то и дело, что дележка совместного богатства – средств производства, производительных сил - при социализме вообще отсутствует, т.е. все материальное богатство, за исключением предметов индивидуального потребления, принадлежит всем, всему обществу, и никому в частности. Не принадлежит, в частности, и государству, тем более бюрократическому. Да и несовместима общественная собственность с современным типом государства, будь оно хоть тысячу раз «правовым».