Об обращении с людьми

Две главные причины должны заставлять нас ограничи­вать простосердечие свое пред другими людьми. Во-первых: опасение открыть чрез то свои слабости и заставить употре­бить во зло свою доверчивость; во-вторых: мнение, что если однажды приучишь людей к тому, чтобы ничего не скры­вать пред ними, то, наконец, станут они требовать от нас отчета во всем, даже в самых малостях; все захотят знать, во всем быть нашими советниками. Но тем не менее, одна­ко, не должно быть и слишком скрытным; в противном слу­чае подумают, что во всех наших поступках кроется нечто значительное или даже опасное; а сие самое может навлечь нам неприятности и подать повод к невыгодному о нас мне­нию во многих случаях, особенно в чужих землях во время путешествия. Сие вообще может нам вредить в общежитии и даже в обращении с искренними друзьями.

(24) .

Не осмеивай в обществе никого, хотя бы он имел вели­чайшие слабости. Если он действительно глуп, то ты мало получишь чести от твоего острословия. Ежели он только в твоем мнении таков, то может быть ты сам сделаешься предметом его насмешек. Если он добросердечен и чувстви­телен, то ты оскорбляешь его. Наконец, если он злобен и мстителен, то может быть со временем заставит он тебя до­рого заплатить за твои насмешки. И часто, особенно когда публика ценит наше суждение о людях, можно нанести чувствительный вред какому-нибудь доброму человеку в гражданской жизни, или какого-нибудь простака унизить до такой степени, что в нем исчезнет последняя искра любо- честия и заглушатся все дары природы; ибо выставляя смешными нам кажущиеся обычаи его, делаем его жертвою презрения.

(25) .

Никого, даже самых искренних друзей своих, не надобно стращать и задорить какими-либо ложными известиями, колкими шутками, или чем-либо другим, могущим его встревожить. - В жизни сей, и без того уже обремененной неприятностями и мучительными минутами, священней­шею должно почитать обязанностью удалять все, чтобы могло хотя на одну малейшую песчинку увеличить сие бре­мя действительных и воображаемых зол. Столь же кажется мне неприлично в шутках доставлять другому мгновенное, пустое удовольствие радостными, вымышленными новостя­ми. Подобные шутки вовсе не могут служить приправою дружеского обращения. Не должно также возбуждать любо­пытства или отрывистыми намеками приводить кого в бес­покойство; лучше вовсе не начинать разговора, нежели начавши не кончить. Есть люди, имеющие привычку иногда тревожить друзей своих тайными предостережениями, как например: "О Вас пронесся слух худой, но я не могу и не смею Вам еще ничего о нем сказать". - Такие люди вовсе бесполезны и даже несносны в обществах.

Вообще должно остерегаться приводить в замешательств во других людей, и когда кто-нибудь готов учинить какую- либо неосторожность (например, худо отозваться о книге в присутствии автора) или был кем-нибудь пристыжен, то лучше стараться вывести его из сего замешательства или каким-нибудь образом все дело привести в порядок. И если бы кто-нибудь по неосторожности уронил что-нибудь или учинил другую какую-либо неосторожность, то весьма не­прилично умножать его замешательство улыбкой, негодова­нием или значительными взглядами.

(26) .

Более всего не забывай, что люди всегда ищут развлече­ния; что самая поучительная беседа в продолжении време­ни станет им скучною, если не будет иногда приправлена остротою и веселостью; что ничто в свете не бывает для нн> остроумнее, мудрее и восхитительнее того, когда им припи­сывают похвалу и одобрение. Однако нс должно забывать и того, что благоразумном) человеку столь же неприлично принимать на себя роль шута, как и честному быть низким льстецом. В сем случае я советую всегда придерживаться се­редины. - И поелику всякий человек имеет по крайней мере одну похвальную сторону, то похвала, если она не прости­рается до лести и исходит из уст человека благородно мыс­лящего, может служить побуждением к вящему его усовершенствованию. По сему сказанного мною довольно будет для того, кто хочет меня понять.

Сколько можно показывай постоянно веселое лицо! Нет ничего привлекательнее и любезнее, как веселый нрав, про­исходящий из источника беспорочного, а не из сердца, обу­реваемого страстями. Кто всегда гоняется за остротою и преимущественно старается забавлять общество, тот нра­вится только на короткое время и занимателен весьма для немногих; особливо не может быть приятен тому, чье серд­це желает обхождения тонкого, и чей ум хочет заниматься разговорами Сократическими.