Об одном и том же

Было обычное февральское воскресенье, выходной во всех смыслах, во всех проявлениях этого слова. Первокурсник Виктор Захаров, проживавший с родителями на улице Брянцева, уже с 8 часов утра ходил по квартире как неприкаянный. Сегодня он отдыхал. Сессия была позади, все двойки за зимнюю сессию он уже пересдал, на плавание в бассейн ехать не надо, т. к. по воскресеньям, а это – единственный у него выходной день от учёбы и спорта, он был полностью предоставлен самому себе. Сделав получасовую гантельную гимнастику напротив настежь распахнутой балконной двери, отжавшись от пола 300 раз за 6 подходов, между которыми были приседания с восьмикилограммовыми гантелями по 100 раз в быстром темпе, Виктор полез под холодный душ. Отец крутился в трусах и в майке на кухне, что-то тёр тряпкой, что-то отмывал после готовки жены, а Захаров-младший готовился к завтраку с родителями, которые сегодня просто проспали, т. к. днём собирались ехать в гости к приятелям… Одним словом, это был не просто поход в гости, знак внимания и вежливости, а интересное время препровождение, с обжираловкой, выпивкой, шутками, анекдотами и музыцированием. Песни, танцы, просто игра на фортепьяно… В компании от 15 и более человек всегда было много евреев, а они, как известно, все очень и очень компанейские, музыкальные, талантливые люди. К слову сказать, в Ленинграде, в те годы, на 4 млн. населения проживало 460 тыс. евреев, украинцев и татар было гораздо меньше, хотя и их тоже хватало. И дружили тогда семьями, где была кровушка намешена ещё та, где были представители разных профессий и разного социального статуса, но всех отличало человеколюбие, жажда общения и что-то такое, чего сегодня уже, увы, сегодня почти и не встретишь. Кстати, родители Виктора к этническим русским имели самое, что ни на есть отдалённое отношение, т. к. мама Виктора была наполовину немкой, по матери, наполовину русской, по отцу, а папа имел биологического отца-белоруса и маму – украинку, дочь кулака из Закарпатья. Зато по паспорту и он, и его жена были русскими. Виктор, естественно, всегда и везде в анкетах писал, что мама – русская, отец – русский, да и он сам, естественно, тоже русский. Сегодня уже нет графы "национальность" в паспорте, но, как известно, бьют не по паспорту, а по лицу.

Встречались люди в те годы, как правило, на квартирах друг у друга, по кабакам ходить было не принято. Брали часто с собой детей, собак и что самое интересное – никто ведь не упивался, никто не хулиганил…

Виктор уже вышел из того возраста, когда ещё совсем недавно был вынужден таскаться с родителями на разного рода вечеринки и посиделки. Теперь он был уже большим и почти взрослым. У него был даже друг, женатик Вовка Семяримов, который своей однокласснице заделал дочку в 16 лет, и с которым он учился на соседних кафедрах на одном факультете, в Политехе. Вовка с молодой семьёй жил у тёщи, в небольшой четырехкомнатной квартире, где у него была целая комната на него, жену и маленькую дочку. Дома обоих первокурсников располагались в пяти минутах быстрого бега, а сколько это было в метрах или километрах, сейчас уже даже трудно сказать, т. к. друзья частенько забегали друг к другу в гости или просто так, как говорится, послушать музыку, да попизд@ть, и не по разу в день.

Виктор 15 первых лет жизни провел с семьёй на Украине. Учился в украинской школе с английским уклоном, активно занимался спортом и при всём при этом, как ни странно, постоянно простужался и болел, болел и болел. Лёжа в больнице, он много читал. Читал всё подряд, развивал память, кругозор и скорочтение, что, в конечном счёте, ему помогало нагонять в учёбе пропуски занятий, хорошо учиться и… заниматься спортом. Уроки делал быстро, а материал схватывал на лету. Болел и занимался яхтенным (парусным) спортом, плаванием, велосипедом и шахматами. И всё у него неплохо получалось, всё, вот только постоянно простужался, после чего долго болел, болел и болел…

Сменив климат и попав в солнечный Ленинград, где на весь год приходится аж целых 60 солнечных дней, где полгода зима и короткое лето с белыми ночами, Виктор перестал болеть и «хгэгать» на хохляцкий манер. Стали уходить из лексикона украинские слова и нелогизмы, поговорки и южное наречие. К третьему курсу он уже имел абсолютно правильную ленинградскую речь и никто не верил, что он свободно владел украинским, польским и английским языками, как, например, его мама, знавшая свой родной немецкий и латышский языки на уровне носителя.