Об Солженицына. Заметки о стране и литературе

Движение «антишолоховедов» к собственно литературе имеет отношение довольно опосредованное. Тут скорее чистая политика, выразившаяся в идеологемах о тотальном всесилии спецслужб, художественном бесплодии революции и социализма, изначальной лживости всенародно признанных авторитетов и пр.

Занятно и символично, однако, что «легализацию» Дмитрий Быков атрибутирует 1989-му – году фактического сворачивания советского проекта.

Кстати, чаще всего упоминаемый Быковым, в качестве неформального лидера шолоховских ревизионистов, Бар-Селла – персонаж знаковый. Неплохой текстолог и выдающийся конспиролог (с его работами имеет смысл ознакомиться всем, кто собирается делать карьеру путем возгонки аргументов под любую фейк-концепцию), как все упертые фанаты моноидеи, зачастую не замечает разнообразных контекстов – исторических и попросту бытовых. Народ говорит о таких «за дровами леса не видят». Да и предмет многолетнего изучения знает выборочно, регулярно прокалываясь на принципиальных вещах. Так, в одном из интервью он называет ранний сборник Шолохова – «Лазоревые дали». Между тем, сборники юношеских новелл назывались «Донские рассказы» и, внимание, «Лазоревая степь». Шолоховед любого лагеря должен, ночью разбуди, такие вещи знать.

Ну ладно, здесь оговорка, но вот сюжет значительнее. Быков в «Дилетанте» пишет: «…теперь и у „Поднятой целины“ как будто сыскался подлинный создатель – Константин Каргин».

Опять подгонка – почему только «сыскался»? Бар-Селла о К. Каргине упоминал еще в «Литературном котловане». Дальше Быков его и цитирует:

«…„сел“ К. И. Каргин в 1935 году. <…> Каргина потом выпустили. Поселился он в Грозном, оттуда переехал в Орджоникидзе. Началась война, мобилизовали. В 1942 году, под Харьковом, попал в плен, вспомнил свою принадлежность к казачьему сословию и пошел служить немцам – под начало атамана Краснова. Затем – май 45-го, из Австрии Каргин бежит в Италию, добирается до Австралии. А в 59-м вернулся в СССР и… никакого наказания не понес. Что странно – не тот был год 1959-й, чтобы изменникам Родины и военным преступникам отпускать грехи и давать жить, как Бог на душу положит… Не иначе, были у Константина Ивановича перед Советской Родиной особые заслуги».

Ну, об «особых заслугах» – чуть ниже, а пока отметим, что в судьбе Каргина (если допустить, что Бар-Селла воспроизводит реальную биографию) отразилась не первая в двадцатом веке военная и послевоенная драма казачьего народа – летнее наступление вермахта на Восточном фронте и коллаборационистское движение на Дону и Кубани. Идеологи Третьего рейха включили казаков в свою расовую теорию, согласно которой они были потомками готов, то есть не славянами, но арийцами. Началось формирование Казачьего стана – всех казачьих частей в составе вермахта. Эта организация, начинавшаяся как чисто военная, в 1943-м приобрела черты некоей кочующей квазигосударственности. Поскольку после Сталинграда и освобождения Красной Армией областей Дона и Северного Кавказа многие казачьи семьи снимались и уходили на территории Рейха.

Что было дальше – известно. В 1945 году союзники равнодушно отдали казаков советским властям (т. н. «выдача в Лиенце»), генералов (Краснов, Шкуро) казнили, многих репрессировали. Реабилитировали, по сути признав казаков дважды репрессированным народом (первая частичная реабилитация случилась в 1936-м), в 1955 году. То есть «отпущение грехов» казакам-коллаборационистам произошло за четыре года до возвращения К. Каргина на родину.

«Особые заслуги» Каргина, как нетрудно догадаться, в том, что он «помог» Шолохову со вторым томом «Поднятой целины», который как раз и вышел в 1959 году. А что же первый том? Бар-Селла и Быков вслед за ним поспешно сообщают, что как раз в начале тридцатых у Каргина «исчезла повесть о коллективизации»…