Об управлении империей

Окружающие империю народы с точки зрения этой доктрины рассматриваются лишь как "полезные" или "вредные" для империи. Э. Арвейлер замечает, что позиция Константина является выражением крайнего имперского эгоизма, находящего ограничение лишь в физическом, вооруженном отпоре, который империя встречала у соседних народов, что Константин возродил универсалистскую греко-римскую идею о праве "избранного народа" повелевать ойкуменой, выступая в роли апологета sui generis "ромейского расизма"[51].

"Ромейское" устроение представляется Константину естественным, а потому идеальным. Сам бог хранит империю, а ее столица находится под особым покровительством самой богородицы. Империя не ведает раздробления власти, а поэтому не знает внутренних раздоров и кровавой анархии. Характерно, что единомыслие и твердый порядок внутри империи Константин связывает с господством единоязычия, т.е. культура империи мыслится им, по всей вероятности, прежде всего как грекоязычная культура.

Преклонение и покорность иноплеменников перед империей изображаются Константином как норма в международных отношениях: империя не вступает в дружбу с иными странами и народами, а ее дарует; заключивший с ней мир обретает тем самым гарантии безопасности; все "варварские" народы (христианские и языческие), когда-либо с позволения императора или самовольно поселившиеся на землях империи, в особенности же те, которые платили империи "пакт" (дань) или приняли от нее крещение, обязаны ей повиноваться и ныне и впредь быть ее "рабами". Такова позиция царственного автора и в отношении армян и грузин, и в отношении сербов и хорватов, даже в отношении болгар, хотя на памяти Константина именно Болгария угрожала самому существованию Византийской империи как европейской державы. Согласно внушениям императора, невежественным "варварам" не только можно, но и должно откровенно лгать, утверждая, что и сами инсигнии власти (короны и мантии), и греческий огонь переданы богом через ангела непосредственно самому Константину Великому, что этот равноапостольный император запретил вступать в родство членам правящей в империи династии с представителями семейств государей иных стран (как нехристианских, так и христианских), сделав исключение только для франков, так как "сам вел род из тех краев"[52].

В подавляющем большинстве глав, в какой бы форме (старого предания, документального свидетельства или устного рассказа) ни была подана информация о том или ином народе, вполне отчетливо проступает доминирующая в них политическая идея. Так, в группе глав об Италии и Венеции утверждаются права империи на обладание этими землями (подорванные франкским вмешательством с середины VIII в.), проводится мысль, что именно империя оказывала здесь жителям наибольшие благодеяния, защищала их от врагов надежнее, чем франки, и способна защитить ныне от арабов[53]. Основная идея сербохорватского раздела состоит в утверждении, что и сербы, и хорваты были поселены на предоставленной им Ираклием в VII в. земле и с тех пор хранят верность империи, болгары же, а тем более франки не имеют никаких прав на эти территории. Доминирующий тезис пассажа об армянских и грузинских землях сводится примерно к тому же заключению; отличие, однако, заключалось в том, что права империи на территорию расселения сербов и хорватов еще в полной мере не реализованы империей (соперничает с ней в этом отношении Болгария), тогда как на Кавказе суверенитет империи уже в значительной мере установлен.

Что касается северного региона, то здесь Константин, как это уже отмечалось в историографии, делает основную ставку на союзных империи ("друзей") печенегов, военная мощь которых может быть использована и против росов, и против венгров, а также против хазар и болгар. Против хазар, по мысли Константина, империя может направить также узов, аланов и черных булгар. Предусматривает Константин и возможность разрыва союза с печенегами. В таком случае достойным их противником могли бы оказаться, если не венгры, то узы.

Необычным в этой стратегической доктрине Константина Багрянородного является полное отсутствие хотя бы малейшего намека на союзные отношения империи с Киевской Русью, между тем как, согласно главе 9, договор с ними сохранял силу и во время написания труда "Об управлении империей". Можно поэтому высказать два предположения: либо в книгу не попала (или была утеряна) еще одна специальная глава о росах, где на этот счет были даны соответствующие рекомендации, либо статьи договора о воинской помощи росов феме Херсон в описываемый период не реализовывались, так как оказались несовместимыми с военным соглашением империи с печенегами, которых предпочитало в качестве союзников византийское правительство при Константине VII.