Киран проснулась от всего этого шума и поспешно села на скрипучей кровати, спросонья не понимая, что происходит. Здесь, на тихой окраине их городка Сенлиньжен такого ещё никогда не было. Иногда, правда, случалось, что пьяные мигранты с Южного материка, которых во множестве завозили в северные провинции здешние вельможи и их сановники, заставляя работать за гроши на всевозможных богатеев, принимались творить всякие бесчинства с местным населением, вымещая на нём унижения и издевательства, которым подвергались сами. Но сегодня за окном происходило что-то совсем другое.
Четырёхлетняя сестрёнка Киран, которую обычно трудно было разбудить чем-либо, тоже проснулась, уселась в своей кроватке и принялась от испуга реветь во всё горло, размазывая кулачками слёзы по впалым щёчкам. Киран пришлось взять Найю на руки, чтобы хоть как-то успокоить сестру.
Тут дверь в их крохотную комнатку, которая служила ещё и кухней, распахнулась и в образовавшемся проёме показалась взлохмаченная голова отца. Лицо у него было бледное, небритое и тревожное.
— Как вы? — спросил отец, настороженно прислушиваясь к голосам на улице.
— Пап! Что случилось?
Киран вскочила с кровати и бросилась к отцу, но тот остановил её резким жестом.
— Нет! Оставайтесь здесь! Никуда не выходите. Если услышишь, что в доме чужие, бери сестру и бегите… Через окно, подальше отсюда.
— Пап… — жалобно вымолвила Киран, чувствуя, как слёзы подступают к глазам и в груди всё холодеет от страха.
В свои шестнадцать она редко плакала, даже от обиды на сверстников или от физической боли. Но сейчас ей действительно стало страшно, потому что всем своим существом Киран чувствовала страх отца, страх за неё и Найю. Таким его Киран ещё никогда не видела. Даже когда отец год назад лишился работы без всякой надежды получить её снова в их городке, он старался выглядеть уверенным и невозмутимым перед дочерьми и женой. Тогда единственной опорой их семьи осталась мать, бывшая когда-то учительницей, а теперь подрабатывавшая прислугой у одного из местных сановников. Но пары тысяч биджей, которые ей платили за тяжёлую работу, едва хватало, чтобы не умереть с голоду. А ещё нужно было платить за убогое съёмное жильё в многоэтажном доме, где всегда нестерпимо жарко и душно днём, а по ночам в квартирах гуляют холодные сквозняки, сочившиеся из щелей в стенах и из рассохшихся окон. Подобные дома строили повсюду жадные столичные дельцы по договорённости с городскими сановниками на месте снесённых добротных домов, оставшихся ещё от прежних времён. Людей выселяли насильно из жилья, где выросло не одно поколение, и заставляли покупать за большие деньги тесные комнатушки в новострое, либо брать их в наём за немалую плату. Чтобы не оказаться с детьми на улице, многим приходилось залезать в кредитные долги, фактически обрекая себя на пожизненное рабство.
Пытаясь хоть как-то улучшить положение семьи, отец Киран не раз порывался отправиться на заработки в северную столицу, но мать постоянно отговаривала его от этого. Она слёзно умоляла мужа не бросать её одну с двумя детьми на произвол судьбы в городе, где по ночам с некоторых пор стало страшно выходить из дома.
Однажды Киран подслушала разговор родителей. Мать жаловалась отцу на то, что сановник отказался повысить плату за её труд, хотя она умоляла его пожалеть её голодных детей. На это сановник лишь посмеялся над ней и сказал, что её никто не просил рожать столько спиногрызов, раз нет возможности прокормить их. Только обеспеченные и успешные могут позволить себе иметь потомство. И ещё сановник пригрозил отнять дочерей, если мать, снова попросит у него денег больше, чем ей положено. Мол, даже из таких замарашек можно будет извлечь хорошую выгоду, отдав их специальным людям за большие деньги. Отец тогда, стиснув кулаки и став чернее тучи, намеревался отправиться к этому самому сановнику и поговорить с ним по-рабочему, но мать остановила его, прекрасно понимая, чем всё это может закончиться для всех них.
И вот теперь снова происходит что-то, что-то совсем нехорошее. С некоторых пор Киран научилась чувствовать приближение беды. Она снова села на скрипучую постель, прижимая к себе дрожавшую всем телом сестрёнку и прислушиваясь к шуму на улице.
Неожиданно раздался громкий стук во входную дверь, а затем её кто-то принялся яростно пинать ногами. Киран посадила Найю на скомканное одеяло и подскочила к тонкой двери их комнаты, сквозь узкую дверную щель заглянула в соседнее помещение. Отец стоял на пороге квартиры, загораживая собой вход, за его спиной притаилась мать, страдальчески стискивая руки на груди. В дверном проёме толкались какие-то люди: несколько мужчин в чёрном с оружием в руках, вместе с которыми пришли две женщины в странной бардовой одежде с нашивками на груди.
Не прошеные гости нагло ввалились в дом, бесцеремонно оттолкнув в сторону отца. Передний из вошедших тыкнул отцу Киран в лицо какую-то жёлтую бумагу и грозно рявкнул:
— Манав Оджи?
— Да. Это я, — кивнул тот, стараясь держаться уверенно.
— А это ваша жена Эрна Тан?