Он не был вирусологом или эпидемиологом. Мун работал обычным врачом в терапевтическом отделении одной из немногих оставшихся государственных клиник в пригородном городке Шэнь-Цян, хотя получил хорошее образование и опыт ещё при прежнем режиме. Теперь же нищенская зарплата муниципального лекаря вынуждала искать дополнительный приработок, поэтому по выходным Мун подрабатывал дежурным врачом в частном санатории, расположенном на побережье океана. Здесь отдыхали дети всевозможных вельмож и столичных сановников. Устроиться в это закрытое элитное заведение Муну удалось только благодаря рекомендации одного старого знакомого — знаменитого на всю планету профессора, у которого Мун проходил когда-то практику, и который врачевал нынешних правительственных чиновников. Но работа в санатории томила душу Муна гораздо больше, нежели необходимость повседневного выживания. Подработка не приносила радости и ощущения полезности людям, как на его обычной работе — всего лишь необходимость, позволявшая получить лишниепару сотен биджей. К тому же, эта необходимость рождала в нём стыдное чувство изгоя из низшего сословия. Сердце Муна, рождённого свободным человеком, неистово протестовало и негодовало от этого, и с каждым днём он всё больше ненавидел своих избранных подопечных, как и себя самого.
Собственных детей Мун потерял десять лет назад. Дочка и сын умерли от врождённой иммунной болезни: сначала шестнадцатилетний Цубоми, а потом и десятилетняя Матин. Обоих убили некачественная еда, отравленный воздух и отсутствие нужных лекарств, которые стоили огромных денег. Мун, будучи провинциальным врачом, не мог себе позволить купить их. Едва не сойдя с ума от отчаяния из-за собственного бессилия, Мун остался вдвоём со стремительно стареющей женой, у которой развилась острая нервная болезнь. С тех пор он уныло влачил свою жизнь, как уставшие ноги, через нескончаемую каждодневную безысходность.
И вот теперь, казалось, боги услышали его мольбы, и каким-то чудом о нём узнали в столичномминистерстве. Его приглашают в крупный научный институт планеты. Правда, пока непонятно с какой целью. В тайне Мун надеялся на престижную работу, но вероятность подобного выглядела фантастично. И ещё одно беспокоило Муна. Раньше он никогда об этом не задумывался, но теперь вдруг понял, насколько каждый житель планеты беззащитен перед властью, которая, оказывается, знает о каждом всё. И эта очевидная мысль не на шутку напугала и расстроила старого врача. Хотя куратор с экрана визиофона усердно вливал ему в уши стандартные банальности про его большой практический опыт, про то, что специалисты старой школы теперь на вес золота, потому как нынешнюю молодёжь давно так не учат, Мун пропускал эту лесть через себя, как воду сквозь пальцы. Он прекрасно видел, как чиновник старательно пытается скрыть за слащавой улыбкой холодное презрение к провинциальному врачевателю. Поэтому Муна стали мучить другие мысли — почему именно он, в чём истинная причина?
Лифт остановился на нужном этаже. Мун вышел в просторный безлюдный холл, выстланный белым искусственным мрамором, и огляделся по сторонам.
— Охайо! — поприветствовала его неизвестно откуда появившаяся миловидная девушка в жёлтом медицинском халате. — Нандешо?
— Доброе утро! — вежливо поклонился в ответ Мун, складывая в ответ на груди руки в приветствии. — Мне угодно видеть господина Омуру.
— Хаи. Ичибу, — снова вежливо поклонилась девушка и сообщила: — Ваташи ва аната ни тсуите хококу шимас.
— Да, — кивнул Мун. — Доложите, что приехал доктор Мун по приглашению куратора Ка Яня.
Девушка улыбнулась заученной улыбкой и удалилась плывущей над мрамором походкой, а Мун остановился около широкого окна, сложив за спиной руки и мрачно глядя на ненавистный ему город внизу. Он так глубоко задумался, что не заметил, как сзади к нему подошёл невысокий человек в дорогом синем костюме. Брючины его были расшиты, подобно военным лампасам, золотыми драконами, а атласная куртка со стоячим воротником блестела золотыми «мундирскими» пуговицами. Одутловатое плоское лицо человека обрамляла коротко стриженая бородка с проседью и тонкие усики, а узкие раскосые глаза его, казалось, поблёскивали расчётливой хитрецой сквозь линзы очков в тонкой оправе.
— Доктор! — обратился он с подчёркнутой холодной вежливостью к Муну. — Вы ведь доктор Мун Хуо?
Мун обернулся, недоверчиво глядя на протянутую ему в приветствии пухлую руку.
— Да, это я. А вы господин Омура?
— Всё верно! Простите, что заставил вас ждать, — слегка склонил голову Омура.
— Ничего страшного. Я просто не понимаю, почему меня вдруг вызвали в ваш институт, — начал было объяснять Мун, но Омура вежливо, но крепко взял его за локоть и сквозь тонкую улыбку предложил:
— Если не возражаете, давайте пройдём в мой кабинет. Там нам будет намного удобнее говорить. Каёми! — обратился он к своей помощнице, девушке в жёлтом халате. — Принеси нам с господином Хуо чаю. Вы ведь не откажетесь от чая, доктор?