Обаяние Порока

–Знаешь, если тебя действительно посетил сам Дьявол, то я не буду тебя осуждать, если ты продашь душу, чтобы избавиться от этого…

Ангелина посмотрела на закрывшуюся за ним дверь и усмехнулась.

–Проблема в том, чтобы меня простил Господь. А я не думаю, что Ему понравится, если я свяжусь с Люцифером.

–Кстати, – Бене взяла подругу под локоть и они вышли из аудитории, – я тут подумала над твоими словами. Почему он представился Самаэлем? Начитался Талмуда? Да и ведет себя странно. Мог бы придумать какую-нибудь хитрость, чтобы доказать свою демоническую сущность.

Ангелина посмотрела на нее как на полоумную, но не стала перебивать.

–Нет, нет, я все понимаю, конечно, какой он Дьявол?! Это смешно. Просто…, ты не подумала о полиции?

Ангелина вздохнула и пожала плечами.

–Что я им скажу? Что ко мне приходил свихнувшийся маньяк, представившийся Королем Ада? Кстати, он им и не назвался, а про Самаэля ты права, только вот это ему в вину не поставишь.

Бенедикт остановилась и отпустила подругу.

–Но он проник в твой дом!

Студенты, проходящие мимо, уставились на преподавателей с любопытством.

–Кричи громче и меня заберут в дурку быстрее, чем того Самаэля! – Ангелина схватила ее за руку и потянула за собой.

–Более того, что скажу в полиции? Он ничего не взял, не угрожал, не приставал…

– А ты бы этого хотела? – Усмехнулась Бене.

Ангелина сурово выругалась.

–Я к тому, что у меня нет ничего против него. Смутное описание в потемках? – Она развела руками.

–Будем ждать пока он возьмет что-то?

Ангелина остановилась у выхода из корпуса. Женщины долго стояли и смотрели друг на друга, не зная как еще объяснить то, что произошло. Конечно, каждая из них боялась продолжения, независимо от того во что они верили.

Глава 6.

Самаэль вышел из подъезда пятиэтажного дома в квартале Марэ и повертел шеей, которая хрустнула с треском ломавшейся корки льда на ноябрьской луже.

Он пригладил дегтярно-черные волосы и устало вздохнул. Человеческое тело все же не так совершенно, как его задумывал Он.

Самаэль посмотрел на черный бархат ночного парижского неба и едко оскалился. Война, начало которой уже потерялось в вечности, а в окончание не верят даже те, кто ее развязал, утомляла его. Он почувствовал себя офисным планктоном, который пять дней в неделю пребывает в самодельном аду.

Самаэль прошел мимо средней школы, маленьких магазинчиков – «суперетт", как их называли французы, на две минуты задержался у фонтана, где туристы смеялись, будто впервые видели пресную воду. Потом свернул на улицу Шарло и долго смотрел в витрины баров. Кто-то оглядывался на него, кто-то толкал и ругался, кто-то обходил и извинялся. Он смотрел на людей внутри, снаружи, на тех кто был один; кто целовался на краю тротуара; кто в обнимку шел со своими партнерами; кто угрюмо плелся с теми, кто давно им опостылел; и на тех, кому некуда было идти. Они нравились ему. Они были такими красивыми, даже если последний раз мылись в прошлом году. Они привлекали его, были ему интересны, даже если их мотивы казались ему примитивными и глупыми. Он мог признаться в этом только самому себе. Поэтому , обычно, скрывал все под маской ненависти.

Он пошел дальше, купил круассан в булочной на углу и сел на скамейку в одном из скверов, развернул бумажный пакет и стал методично жевать, смотря как два голубя крутились возле одной голубки, кудахча с рокотом старого мотоцикла.

Он снял пиджак, хотя вечер становился холодным и ветреным, стянул галстук, расстегнул запонки и посмотрел в сапфиры в их ядре.

Кто-то за его спиной закричал и его недолгое спокойствие оборвалось. Он бросил наполовину съеденный круассан голубям, которые тут же бросили свою голубку и накинулись на хлеб. Самаэль закатал рукава рубашки, положил запонки на скамейку, взял пиджак и пошел прочь. В свете промелькнувшей между веток деревьев луны, сапфиры сверкнули и он исчез на темной аллее.

***

Ангелина сидела на краю балкона, открыв створки и болтала ногами над пропастью. На полу рядом с ней стояла наполовину пустая бутылка белого вина и бокал, в хрустале которого отражались блики Латинского квартала.

Шум с улицы убаюкивал ее и она, как загипнотизированная смотрела в черничную темноту, в которой голубой цвет ее глаз сиял еще сочнее.

Башни церкви Сен-Сюльпис, как разнояйцовые близнецы, непохожие друг на друга, врезались в небо и оно, словно, прохудившееся корыто обтекало ее классицистическую архитектуру густыми каплями.

Она забралась обратно, подползла к краю и посмотрела вниз. Она сама не знала от чего чувствовала себя размазанной сразу по всем проспектам Парижа. То ли от того, что боялась его возвращения, то ли от того, что он так не приходил, то ли потому что вообще позволяла себе думать о нем.

Все казалось ей скучным и безобразным. Город, который приводил ее в щебечущий восторг вдруг стал серым пятном, в котором даже силуэты людей слились в одну безликую массу, словно близорукий смотрит вдаль. Мозаика ярких красок и прекрасных пейзажей разбилась в одну секунду.

–Кажется, Ницше сказал: «Если долго смотреть в бездну, бездна тоже смотрит на тебя".