Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Выше я говорил об объективной виновности россиян. Но кроме объективной вины, как уже говорилось ранее, существует хорошо знакомая психотерапевтам невротическая вина. Это одно из чувств, которое препятствует принятию своей реальной виновности. Как это ни печально, за псевдопатриотической позой и известными агрессивными оскорбительными выкриками в адрес западных стран стоит исторически сложившийся комплекс неполноценности, в котором «патриотически» настроенному россиянину трудно признаться даже самому себе. Начиная с 18 века, когда Россия благодаря Петру 1 открылась Европе, ее жители испытывали по отношению к ней комплекс периферийности, или провинциальности. Это можно сравнить с амбивалентными чувствами сестры, которая живет в деревне к сестре, живущей в городе. С одной стороны, она завидует и восхищается ее нарядами и городскими манерами, с другой, чувствует возмущение: «А чем она лучше меня?» Эта амбивалентность сохранялась и в Советском союзе: с одной стороны советский человек искренне критиковал язвы капитализма и реакционный путь развития западных государств, с другой, каждый средний старшеклассник или студент (конечно же, одновременно с тем, бывший идеологически подкованным и являвшийся комсомольцем) мечтал о настоящих американских джинсах. А для взрослого было счастьем приобрести любую импортную вещь, ради чего он был готов часами стоять в очередях. Считалось, что она заведомо лучше отечественной. Хотя, впрочем, так оно и было.

Чувство ущербности болезненно и требует психологической компенсации, а невротическая вина не разрешает признаться в своих слабых сторонах и ответственности за них и требует во что бы то не стало доказать свое превосходство. Из этой ситуации два выхода: либо признаться себе в своих реальных ограничениях и стараться перенять у Другого лучшее из того, чем он обладает, либо замкнуться в себе и пытаться убеждать себя и окружающих в том, что ты и так лучше всех. Во втором случае вместо того, чтобы брать пример с лучшего, что есть в Другом, и работать над собой, субъект начинает искать в этом Другом недостатки, а свои изъяны выставлять как достоинства. Собственно к этому способу и прибегает современный средний российский обыватель при серьезной помощи официальной пропаганды. Например, уважение к правам личности можно выдать за фальшь и попустительство, а мракобесие и необразованность за «высокую духовность» и «традиционные ценности». Это можно сравнить с тем, что человек имеющий горб, чтобы избежать чувства неловкости и смущения, начинает гордиться им, говорить, что этот горб оттеняет его уникальность и особый путь развития, и с его помощью даже можно зарабатывать деньги в цирке. Кроме того, есть много людей, у которых горбы еще больше и именно с ними нужно дружить и налаживать партнерские отношения.

Признать свою виновность, это значит признать, в том числе то, что мы опять отстаем от западного мира, причем в результате своих собственных действий. А делать это эмоционально неприятно. Гордость не позволяет. Проще оглянуться на азиатские диктатуры и сказать: «Да мы такие не одни, мы даже лучше их!» — и для пущей демонстрации своей независимости от Запада блокировать интернет ресурсы и совершать ритуальное сожжение продуктов. Самоочевидно, что такая отгороженность нации от прогрессивной части человечества весьма на руку недобросовестным правителям.

Возникает вопрос, а чем же собственно может гордиться рядовой россиянин, кроме того, что его страна одна из самых больших по территории и количеству природных ресурсов, а к тому же и обладательница ядерного оружия? Чем он может компенсировать невротическое чувство неполноценности? Вот тут-то ему и приходит на «выручку» имперский миф, надежно запечатлённый в коллективной сознательной и бессознательной памяти. Как говорит Борис Дубин относительно менталитета российского народа: