Обаятельное чудовище

Никаких прелюдий, никаких поцелуев. Мы словно соревнуемся, кто первым придет к финишу — чужие чувства нас не волнуют. Рыжая кричит, уже не стесняясь того, что кто-то может войти в аптеку в столь поздний час. Ее руки мечутся по моим плечам, пальцы больно впиваются в кожу, и чем ближе финал, тем отчаяннее становятся ее стоны.

— Вау… — Судорожно выдыхает она, когда все уже кончено.

Я опускаю ее на пол, как ненужную вещь, и рыжая едва не теряет равновесие. Дышит тяжело, ноги ее будто не слушаются.

— Да, это было… весело. — Пытаюсь отдышаться я.

Ускоренный до предела пульс бьет набатом в виски. Яркое, быстрое и короткое наслаждение — это то, что было нужно, чтобы снять накопившееся за сутки напряжение. В теле теперь пустота и легкость. Кажется, даже мысли прояснились.

— Повторим как-нибудь? — Предлагает она, неуклюже оправляя юбку.

— Разумеется. — Отвожу сытый, довольный взгляд.

Когда мы возвращаемся в торговый зал, я достаю бумажник, но ее рука останавливает меня на полпути:

— Не надо. — Рыжая швыряет мне вскрытую пачку презервативов. — За счет заведения.

Она лукаво смеется. Ее раскрасневшееся лицо залито торжествующей улыбкой.

— Да ты святая! — Удивляюсь я.

Забираю упаковку и ухожу прочь, мечтая смыть с себя скорее дешевый приторный запах ее духов.

— Эй, ты обещал зайти! — Ловит меня в коридоре соседка.

Она стоит на пороге своей квартиры, невинно хлопая накрашенными ресницами.

«Ну, что, приятель, — спрашиваю я, — у тебя еще остались силы?»

В районе ширинки настойчиво подрагивает и наливается тяжестью.

«Остались..»

— Ходил за молотком, — объясняю я, направляясь к двери соседки.

— И где он? — хихикает она, оглядывая меня с ног до головы.

— Кто?

— Молоток.

Подхожу к ней ближе, пристально смотрю в глаза. Вижу, как расширяются ее зрачки, как в волнении подрагивают уголки губ. «К чему терять время, если можно сразу перейти к делу?» Беру ее руку и бесцеремонно кладу туда, где уже стало ужасно тесно.

— Я вообще-то имела в виду… — Краснеет она, пытаясь убрать ладонь.

Но я держу крепко.

— Да брось. — Вталкиваю ее в квартиру и закрываю за нами дверь. — Не говори мне, что я неправильно тебя понял.

4

Марта

Я вхожу в здание фирмы, и на меня смотрят, как на инопланетянку.

Не будь я дочерью одного из акционеров, меня бы вышвырнули без разговоров, но строгий охранник возле рамки металлоискателя вынужден, сжав зубы, поприветствовать меня улыбкой и пропустить внутрь. Он отходит в сторону, но его взгляд и не думает скрывать неприязнь: всем своим видом я порчу имидж этого роскошного места.

Рваные джинсы, черная косуха, мятая майка и большая жвачка во рту. Мой образ развязной неудачницы дополняют грубые, тяжелые ботинки на толстой подошве. Охранник с недовольным видом морщит лицо, но никто здесь не в силах запретить мне пройти туда, куда захочу.

И уж точно никто из этих холеных, двуличных, мерзких богатеев, еще помнящих меня забитой девчонкой в вязаном свитере и с косичками, не посмеет что-то вякнуть о моем внешнем виде.

Единственный человек, который был способен повлиять на меня хоть каким-то образом, теперь сам стал моим заложником. И именно я теперь говорю от его имени. Ирония судьбы, не иначе.

— Вы куда? — Секретарша с обильно подкрашенной оральной зоной подскакивает со своего стула, замечая мое приближение. — Стойте!

— К Эдику. — Сухо бросаю я и толкаю дверь в его кабинет. — Можно?

— Я ей говорила, что нельзя! — Визжит секретарша через мое плечо.

Эдуард Викторович вынужден спрятать стеклянную пилочку для ногтей в ящик стола и спешно подняться:

— Все в порядке, Юленька. — Бросает он недовольный взгляд на секретаршу и указывает мне своей маленькой ручкой на свободное кресло. — Марта, проходи, садись.

— Привет. — Падаю в кожаное кресло и вытягиваю ноги.

Секретарша хлопает дверью, а Эдик, еле сдерживая рвущийся наружу гнев, оглядывает мои ботинки. Почти физически чувствую эмоции, которые у него вызываю, и это меня забавит. Знаю, что в любом случае он не сорвется — будет терпеть до конца, а потом действовать исподтишка. Такие, как он, никогда не грубят, боясь получить ответной реакции, они — тихие истерички, привыкшие использовать свою власть и деньги в холодной войне.

— Не могла постучать? — Спрашивает он, наклоняясь задницей на собственный стол.

— А что? Боялся, что застану тебя за просмотром гейского порно? — ввинчиваю я.

И Эдик стойко выдерживает мой выпад. И только выщипанная и умело подкрашенная темная бровь ползет по его лбу вверх.

— Девочка, вот чего тебе не хватает? — Улыбается он. — Почему ты принимаешь меня за врага?

Я подтягиваю ноги и выпрямляюсь, готовясь атаковать:

— Ты был у его лечащего врача. Мне сообщили.

— И? — Спокойно спрашивает он.

— Тебе недостаточно того, что я лично докладываю тебе о его здоровье?

По ухоженному лицу Эдика пробегает волна недовольства.

— Я просто хотел убедиться, что все в порядке. Совет директоров волнуется, ты должна понимать.

— Поэтому ты спрашивал, сколько я трачу на его лечение?

Он кивает.