Его глаза мечутся по мне, и у меня не получается не улыбаться.
— Тогда я поняла, что это мой шанс. Нас просто поменяли местами. И я обошлась с твоей женой так, как ты всегда обходился с ней. Я обошлась с тобой так же, как ты всегда обходился со мной.
Молчишь? Молчи. Да, благодаря тебе мне теперь приходится тратить свою молодость на походы к психологу. Зато я знаю цену боли. И ты узнаешь. Я никогда не говорила ему, кто это делал со мной. Да ему и плевать. Врачам точно также плевать, как было плевать на меня всем вокруг. Он никому не скажет, да я и не хочу этого. Теперь. Мне не нужно, чтобы кто-то вмешивался, мы ведь с тобой сами разберемся. Знаешь, а ведь он читает по мне психологию жертвы, как по учебнику. Наверное, ты ее тоже изучал? Да?
Мы долго смотрим друг на друга, и я улыбаюсь. Достаю из шкафа плеер, подключаю наушники. Выставляю максимальную громкость и врубаю подборку зубодробительного тяжелого рока. Наклоняюсь и устраиваю наушники на его ушах.
— Вот так. Нравится? Всего три часа. Потерпи. Это не сравнится с тем, что ты делал со мной, но все равно приятно. Мне, разумеется.
Большой дом тринадцатилетней детдомовке показался сказочным замком. Добрый дядя, пытающийся завоевать расположение искрометными шутками, милая тетя, показавшая мне мою комнату на третьем этаже, вид из окна на город, парк, речку и на гектары чужой элитной недвижимости — все в моей новой жизни поражало воображение.
Мои приемные родители оказались людьми обеспеченными и весьма уважаемыми. Инна — бывшая фотомодель, уставшая от светской жизни и с удовольствием занимающаяся хозяйством, и Яков — основатель успешного предприятия по производству экологически чистых продуктов, а также владелец коммерческой недвижимости в центре. Пока жена занималась домом и встречалась с подругами, хозяин дома вел бизнес и мотался с командировками по Европе.
Меня сразу определили в частную школу для деток богатых родителей. Отмыли, одели, начали обучать манерам. Не то, чтобы я сопротивлялась, но старалась держаться отстраненно — чтобы не привязываться и иметь возможность свалить обратно. Но в душу мне никто и не лез, слава богу. Мачеха даже проявляла некоторую холодность, что было как раз нормально, ведь с такими, как я, всегда нужно быть настороже. А вот мой новый отец охотно интересовался моими делами, болтал со мной за ужином, возил с собой на работу, показывал офис и с удовольствием знакомил с сотрудниками.
Этот человек всегда был добродушен и открыт. Всегда готов был к диалогу на любые волнующие темы, всегда готов был решить все мои проблемы. Но очень быстро я стала замечать, что при всей наружной мягкости внутри у него кроется резкий нрав. Перечить ему не стоило, Яков Михайлович моментально становился жестоким и грубым. Если сказал, что такая одежда мне не подходит, значит, нужно было слушаться и надевать, что дают. Зато и отходил он быстро: извинялся, вел в кафе, угощал мороженым, давал денег на карманные расходы.
Этот мужчина в короткие сроки окружил меня заботой и вниманием, он живо интересовался моими школьными успехами, подолгу мог рассказывать о каждой книге из своей огромной домашней библиотеки, лично следил за моим распорядком дня и внешним видом — к слову, делал все, что надлежало делать заботливому отцу.
И поначалу мне это настолько нравилось, что я и не замечала, что его жена почему-то относится ко мне с отчуждением и даже неприязнью. Подумаешь, не ходит с нами на воскресные прогулки. Подумаешь, не составляет компанию во время походов в парк. Подумаешь, молчит за столом во время ужина. Мало ли, сдержанный человек, холодный?
Но очень скоро я поняла, что Инна терпит меня из-за своего мужа, а точнее из-за его маленьких пристрастий и необходимости дать им выход.
Все начиналось почти с невинных прикосновений. Так он готовил меня к будущему насилию. Крепче обнимал на прогулке или вдруг гладил по щеке, поощряя за хорошие оценки. Или внезапно дольше положенного держал свою ладонь на моей пояснице.
«Ты мне дорога» — с придыханием говорил он. Водил в парки на аттракционы, закармливал сладостями в кафе, баловал покупками в магазинах. А однажды предложил померить платье в магазине и заглянул в примерочную как раз в тот момент, когда я только сняла свою одежду. «Давай, надевай, — он и не собирался отводить взгляд, заметив мой испуг, — тебе очень пойдет».
А потом он «случайно» врывался ко мне в ванную несколько раз. «Не стесняйся, я же твой папа». За каждое прикосновение Яков вознаграждал меня походом в кино, шоколадом и деньгами. «У тебя будет все» — обещал он, улыбаясь. Дарил духи, косметику, вещи, даже купил мне телефон, с которого почему-то никак не получалось позвонить в интернат — добрый усыновитель установил на него ограничение связи.