Обалденика. Книга-состояние. Фаза третья

– Если боишься одиночества – не женись, – усмехнулся старик, вспомнив себя со старухой в сказке старой. Но сразу же и поправился: – Хотя нет, одиночество – оно только от себя самого появляется, когда в другом потеряться боишься.

Он еще немного подумал, все мысли в одной извилине собирая, и, наконец, сказал уверенно.

– Невозможно быть счастливым в браке, если не развестись вначале с самим собой.

Но жениха заморского мало интересовали чьи-то открытия внутренние, гораздо больше – переживания собственные. Наклонившись к уху нестарого старика, он вовсю делился с ним своими сомнениями.

– Изюминка, конешно, есть в каждой женщине, – говорил он свистящим шепотом, – только ведь одной изюминкой сыт не будешь.

За печкой что-то громыхнуло, по железу лязгнуло, и оттуда вышла Яга с огромным дымящимся казаном в ухвате.

– А вот и картошечка поспела, – сказала она, косынку поправляя и томно глядя на Гоблина.

– Настоящая женщина, – продолжила Яга игривым голосом, – в своей жизни должна сделать три вещи: разрушить дом, спилить дерево и родить дочь. Мне осталось только один пункт программы этой выполнить…

Гоблин нервно заерзал на скамье и как-то странно покосился на нее.

– Да-а, – протянул он подозрительно неопределенно, – никогда не рано поздно жениться…

Пока Яга в сказанном разобраться пыталась, Петя решил вмешаться да обстановку разрядить.

– Мужчины, – сказал он Гоблину, – всегда правы.

Зато женщины, – добавил он, к Яге обращаясь, – никогда не ошибаются.

И сразу же спросил у женишка заморского:

– И за что это Яга тебя так полюбила сильно?

Расправил тот плечи, клыками заулыбался.

– Ну как это за что?.. Она считает меня самым умным, красивым, талантливым…

Слушала его Яга да головой кивала, соглашаясь со всем.

– Ну а ты ее за что? – продолжал Петя вопрошать дальше.

– Как за что? За то, что она считает меня самым умным, красивым, талантливым…

Яга перестала кивать и с оскорбленным видом уставилась на Гоблина. Затем неожиданно подскочила к нему и изо всех сил заехала по голове огромным половником, непонятно откуда в ее руках взявшимся.

Гоблин заморский от обиды весь пятнами пошел, из-за стола выскочил.

– Эх, – сказал он, – правду говорят – с женщиной можно сражаться только при помощи шапки, – хватай ее и беги!

Шапки у него не было, поэтому за дверь он выскочил, в чем был, – босиком, так как обуви не носил тоже.

Впервые за весь день в голове Петиной смешок раздался, а затем и вовсе смех послышался. Смеялся колпак, внимательно за всем происходящим наблюдавший.

– Единственный грех, – шепнул он Пете, – который мы никогда не прощаем другому, – это расхождение во мнениях.

А старик и сам как раз об этом думал.

– Ну и хорошо, ну и ладно, – говорил он примиряющее Бабе Яге, – если бы все думали одинаково, то никто бы особенно и не думал. Зачем бы мы тогда другу дружке нужны были?

И добавил, слова колпачьи припомнив:

– Каждый заблуждается в меру своих возможностей. Нельзя от него требовать невозможного – чтобы он заблуждался в меру твоих.

Баба Яга на него посмотрела как-то странно – то ли удивленно, то ли восхищенно даже. Стало старику нестарому неловко за свои поучения. Он прошелся по избе и взял первое, что в руки попалось, – череп какой-то непонятный, на полке одиноко стоявший.

– Это чей череп-то? – спросил он с нарочитой небрежностью.

Но Яга вдруг руками на него замахала, заволновалась вся отчего-то.

– Глупый ты, – сказала, – положь немедленно на место! И не череп это вовсе, а скелет Колобка. Все, что от него осталось, несчастного…

Петя припомнил сказку о Колобке, из которого хот-дог сделали, и в который уж раз пожалел бедолагу. Поставил он череп на полку аккуратно.

Вдруг ни с того ни с сего – о Лешем вспомнил.

– А куманька-то ты своего куда подевала, Яга? – спросил.

– В отъезде он, – ответила Баба Яга, – в командировке… – да вдруг прислушиваться к чему-то начала. – Хотя, впрочем, – добавила она чуть погодя, – только помяни силу лесную, как она тут же тебе и явится.

И впрямь – загрохотал кто-то по ступеням, в двери шумно ломиться начал.

– Яга-а!.. – раздался из-за двери истошный вопль. – А-а-а!.. Что это у меня такое?

– Батюшки! – всполошилась бабка и кинулась дверь открывать. – Да что же там у тебя такое?..

Поволокла она Лешего за печку – первую помощь ему непонятно от чего оказывать. Какое-то время оттуда доносились всхлипывания да стоны, потом все стихло. А скоро из-за печи и сам Леший показался – страшно заросший да как всегда неуклюжий.

Небрежно буркнув Пете приветствие, будто только вчера с ним расстался, он вскарабкался на лавку.

– Что-то у меня еще в горле першит, – пожаловался он, пододвигая к себе Петин стакан с чаем.

Яга мельком заглянула в его рот.

– А, пустяки, – сказала, – перхоть это. Вот она и першит. Меньше рот разевать надо было. Ну, это не беда, заварю я тебе сейчас зелье, так и перхоть твоя вся исчезнет, и волосы начнут расти прямо на глазах.

– Где начнут расти? – поперхнулся чаем Леший. – Это еще мне зачем?

– Где надо, там и будут расти, – отмахнулась от него бабка, снадобья свои перебирая.