Обделенные

Он считал своих товарищей по работе грубыми и туповатыми, а они, в свою очередь — даже те, что были моложе Шевека, — обращались с ним как с мальчишкой, чуть насмешливо. Это его обижало и возмущало; утешение и удовольствие он получал только от писем, которые писал своим друзьям Тири-ну и Роваб с помощью шифра. Шифр они придумали вместе; это был набор глагольных форм, образованных от специальных терминов современной физики. С первого взгляда такое письмо представлялось самым обычным, хотя и довольно нелепым по содержанию, точно беседа каких-то совсем спятивших философов. Особенно изощрялись в создании подобных «шедевров» Шевек и Роваб. Письма Тирина были очень смешными и убедили бы кого угодно, что имеют отношение к самым непосредственным переживаниям и событиям, однако чисто физический смысл их был весьма сомнителен. Зато Шевек частенько отсылал друзьям настоящие загадки — стараясь составлять их, когда копал ямы для деревьев в каменистой земле тупым заступом, а над ним на ветру кружились тучи пыли. Тирин отвечал довольно регулярно. Роваб в последнее время написала всего одно письмо и умолкла. Она была холодной девушкой, и Шевек это прекрасно знал. Однако никто у них в институте не знал, каким несчастным он чувствовал себя здесь, в этой пустыне! Роваб-то и Тирина сюда не послали! Они сейчас как раз спокойно занимаются разработкой собственных идей! А не воплощением этого чертова проекта облесения литорали. Их-то способности никто не тратит впустую! Они работают, занимаются настоящим делом, делают то, что хотят! А он? Он здесь не работает. Это его обрабатывают.

И все-таки странно — какое чувство гордости и огромного удовлетворения приносит подобная работа, когда выполняешь ее вместе со всеми!.. К тому же некоторые из его теперешних товарищей оказались людьми поистине незаурядными. Гимар, например. Сперва ее сильное крупное тело взрослой женщины вызывало у Шевека даже некоторую оторопь, но теперь он и сам стал достаточно сильным, чтобы желать ее.

— Придешь ко мне сегодня ночью, Гимар?

— Ой нет, что ты! — И она с таким удивлением посмотрела на него, что он даже немного обиделся, хотя постарался не показать этого.

— А я-то думал, мы друзья!

— Ну да, друзья.

— Но тогда почему же...

— У меня есть партнер. Постоянный. Там, дома.

— Могла бы раньше сказать. — Шевек покраснел.

— Да все как-то случая подходящего не было; и потом, с чего это я должна тебе что-то говорить? Извини, Шев. — Она

с таким сожалением посмотрела на него, что у него снова пробудилась надежда:

— А что, если...

— Нет, Шев. Так с близкими людьми не поступают. Если любишь, нечего раздавать себя по кускам другим мужчинам.

— Но ведь жизнь с постоянным партнером, по-моему, противоречит законам одонийской этики, — сурово заметил Шевек.

— Вот еще дерьмо, — Гимар говорила спокойно, тихим голосом. — Иметь что-то только для себя неправильно; нужно делиться. Но разве этого мало — делить с другим человеком самого себя? Всю свою жизнь, все свои дни и ночи?

Шевек сидел, уронив руки между коленями и опустив голову — высокий, очень худой, безутешный, весь какой-то незавершенный.

— Я к этому не стремлюсь, — сказал он.

— Вот как?

— Да я по-настоящему еще и не знал ни одной женщины. Ты же видишь, я и тебя не понял. Я чувствую себя оторванным от остальных. И не могу с ними соединиться. И никогда не соединюсь. Было бы просто глупо с моей стороны мечтать о партнерстве. Это все... Это все для нормальных людей...

Застенчиво, но не смущенно, как взрослая и уважающая его взрослость женщина, Гимар сочувственно положила руку ему на плечо. Она его не ободряла и не говорила, что он такой же, как все, а сказала только:

— Я никогда, наверное, не встречу больше такого человека, как ты, Шев. И я тебя никогда не забуду!

И тем не менее отказ есть отказ. Несмотря на всю ее нежность и сочувствие, он ушел от нее уязвленный и очень сердитый.

Стояла жуткая жара, прохладно становилось только перед самым рассветом.

Человек по имени Шевет однажды вечером после ужина сам подошел к Шевеку. Он оказался симпатичным плотным мужчиной лет тридцати.

— Ох и надоело мне, что нас с тобой все время путают, — сказал он. — Назвал бы ты себя как-нибудь иначе, парень.

Эта самоуверенная агрессивность ранее, пожалуй, озадачила бы Шевека. Но теперь он ответил нахалу вполне в духе здешних нравов:

— Можешь сам себе имя сменить, если оно тебе не нравится.

— Ах ты, расчетливый сопляк! Небось, из тех, что весь век готовы учиться, лишь бы ручки свои не марать! -* взвился

Шевет.— Я как такого завижу, прямо руки чешутся. Врезать бы тебе как следует, будешь знать!