Обед в ресторане «Тоска по дому»

В конце последнего учебного года она по-настоящему влюбилась. Что говорить, она влюблялась и раньше — в студента английского отделения, который оказался чересчур деспотичным, потом в футбольную «звезду» с бычьей шеей; оглядываясь назад, Дженни воспринимала свое увлечение этим спортсменом как симптом временного помешательства. Теперь все было иначе. Его звали Харли Бейнс. Это был талант, умнейшая голова, даже его грязные очки в черепаховой оправе, неестественная бледность и гнусавый голос внушали однокурсникам благоговейный восторг. Он не то чтобы держался особняком в их компании, просто был выше остальных, далеко их опередил. Говорили, что в двенадцать лет он мог бы защитить диссертацию, да родители были против: у ребенка должно быть нормальное детство. На следующий год он поедет в Полемский университет, неподалеку от Филадельфии, и будет заниматься там исследованиями в области генетики. Дженни тоже собиралась в Полем, ее уже зачислили на медицинский факультет. Поэтому она и обратила внимание на Харли Бейнса. Чувствуя себя уверенно в центре своей шумной компании (увы, ненадолго — вскоре после окончания колледжа все разъедутся кто куда, и она останется беззащитной), она как-то раз обвела взглядом университетский городок и увидела Харли Бейнса, вышагивавшего как журавль в старомодных брюках из шерстяной фланели и в большом бесформенном пуловере, не иначе как связанном его матерью. Давненько не мытые волосы были у него иссиня-черными. Дженни подумала, знает ли он, что она тоже будет учиться в Полеме. Привлечет ли это его внимание; и вообще, не считает ли он общение с девушками ниже своего достоинства? Может, он неприступный? Недосягаемый? Друзья были вынуждены несколько раз окликнуть ее и посмеялись над ее задумчивым видом.

Весна 1957 года, запоздалая, неторопливая, набирала силу. Преподаватели длинными палками с крючками на конце открывали фрамуги, и в аудитории проникал аромат сирени. Дженни носила блузки без рукавов, пышные юбки и туфли-лодочки без каблуков. Харли Бейнс расстался со своим свитером. Его обнаженные мускулистые руки были покрыты густыми черными волосами. На шее он носил какую-то круглую штуковину не то из золота, не то из латуни. Дженни сгорала от любопытства: что это? Как-то на занятиях по немецкому она не удержалась и спросила, и он сказал, что эту медаль получил на школьном конкурсе по биологии за эксперимент по обмену веществ у белых крыс. Странно, что он до сих пор носит эту медаль, подумала Дженни, но промолчала и осторожно дотронулась до медали. Та виднелась в вырезе рубашки и на ощупь была теплой, почти горячей.

Позднее Дженни не раз (догоняя его в коридоре или пристраиваясь за ним в очереди в кафетерии) спрашивала, рад ли он предстоящему переезду в Полемский университет; где он будет жить; как в Полеме с общественным транспортом. Дженни задавала свои вопросы ровным, бесстрастным голосом — она чувствовала себя как дрессировщик в цирке, ни на минуту не забывающий о том, что зверю можно показывать только открытые ладони: мол, ничто тебе не угрожает. Она боялась спугнуть Харли. Между тем Харли, похоже, вовсе и не боялся, он отвечал ей учтиво, по-деловому. (Хорошо это или плохо?) Когда начались экзамены, она подошла к нему с тетрадкой по генетике и спросила, не поможет ли он ей. Они занимались на лужайке перед студенческим клубом, сидя на синем плюшевом покрывале, которое она сняла со своей кровати. Вокруг на таких же покрывалах расположились их однокурсники, в том числе кое-кто из ее друзей; они удивленно, с недоумением поглядывали на нее и поспешно отводили глаза. Она надеялась, что друзья подойдут к ним и познакомятся с Харли. Но, подумав, поняла: этому не бывать.

Дженни задавала вопросы (не строя из себя дурочку, чтобы он не махнул на нее рукой, но показывая, что она действительно нуждается в его помощи), а Харли слушал и машинально рвал травинку на длинные полоски. На нем были тяжелые модные ботинки, неуместные на этом покрывале. Зажатая в пальцах травинка казалась объектом какого-то научного эксперимента. Отвечал он спокойно, без тени сомнения, уверенный, что она его поймет. Она правда все понимала и, даже если б не подготовилась заранее по этому предмету, все равно бы поняла. Он мыслил логически — от А к Б и В. Своей неторопливостью и педантизмом он напоминал Эзру, но в остальном они были такие разные! Закончив объяснения, Харли спросил, все ли ясно.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Он кивнул и поднялся. Неужели это все? Дженни тоже встала, и вдруг у нее закружилась голова — не от резкого движения, а, как ей пригрезилось, от любви. Он покорил ее. Интересно, что бы он сделал, если б она вдруг обняла его и, обжигая щеку о научную медаль, прижалась лицом к его белой-белой груди? Но вместо этого она попросила:

— Помоги мне сложить покрывало.