Обед в ресторане «Тоска по дому»

— Если бы у меня не хватило ума оставить девичью фамилию, — сказала Дженни, — мой медицинский диплом был бы похож на записную книжку с адресами людей, которые только и делают, что переезжают. Зачеркнутые имена, над ними записаны другие, потом опять вычеркнуты и вписаны новые — полнейший хаос! Доктор Дженни Мария Тулл Бейнс Уайли Сент-Амброз.

Священник был из тех бесцветных блондинов, чьи волосы кажутся стеклянными; лицо у него было такое красное, что Дженни подумала, уж не страдает ли он гипертонией. Впрочем, возможно, он просто смущается.

— Итак, — сказал он, — миссис… то есть доктор…

— Тулл…

— Доктор Тулл, по-моему, все трудности у Слевина от непрочности… от отсутствия стабильности в семье. Так сказать, из-за смены отцов…

— Отцов? О чем вы говорите? Слевин не мой ребенок. Он сын Джо.

— Что?

— Джо — его родной отец. И был им всегда.

— Прошу прощения, — извинился священник.

И покраснел еще больше.

Так тебе и надо, подумала Дженни, ведь каждому ясно, что медлительный толстяк Слевин с его пепельными волосами сын Джо. Дженни — миниатюрная, темноволосая, а Джо — внушительный бородатый блондин, настоящий медведь, с чуть раскосыми голубыми, как у Слевина, глазами. (Ее постоянно тянуло к крупным мужчинам. Рядом с ними она казалась себе такой изящной.)

— Слевин, — сказала она священнику, — его сын от первой жены, Греты, как, впрочем, и все остальные дети, которых вы здесь видите. Кроме Бекки; Бекки — моя, а остальные шестеро — его. — Она нагнулась, чтобы отобрать у малышки кость, которую притащила собака. — Так вот, Грета, жена Джо, бросила их.

— Бросила, — повторил священник.

— Насовсем, — весело сказал Джо. — Смылась из Балтимора. В один прекрасный день, когда я был на работе, она оставила детей у соседки, вызвала машину с грузчиками и вывезла из дома все, буквально все, что у нас было, кроме детской одежды. Ее она сложила аккуратными стопками на полу.

— Боже праведный! — вздохнул священник.

— Забрала с собой даже ребячьи кроватки и пеленальный столик. Как прикажете это понимать? Единственное, что мне приходит в голову: она так привыкла быть с детьми, что не представляет себе иной жизни. Видно, в самом деле решила, что ей понадобится детская кроватка, где бы она ни находилась. Когда я вернулся в тот вечер с работы, мне пришлось немедленно отправиться к «Сирсу» и закупить кучу кроватей. Там, наверное, решили, что я открываю мотель.

— Вы только представьте себе, — сказала Дженни, — Джо в переднике готовит малышке молочную смесь. Он, естественно, растерялся. Пришел в отчаяние. А встретились мы вот как: Джо вызвал меня среди ночи, когда малышка заболела краснухой. Он безнадежно отстал от жизни: вот уже лет двадцать, как педиатры не принимают вызовы на дом. Но я пошла, сама не знаю почему. Возможно, потому, что они жили в двух кварталах от моего дома. И он был в таком отчаянии — открыл дверь, как был, в полосатой пижаме, с ребенком на руках…

— Я влюбился с первого взгляда, едва она появилась на пороге. — Джо разгладил бороду, и золотистые вьющиеся волоски пробились между его толстых коротких пальцев.

— Он решил, что я фея, — сказала Дженни, — с медицинским саквояжем в руке вместо волшебной палочки. Трудно сопротивляться мужчине, который нуждается в твоей помощи.

— Дело не в этом, — сказал Джо.

— Ну, тогда уйти от мужчины, который восхищается тобой. Он спросил, есть ли у меня дети и куда я их деваю, когда ухожу на работу. Я сказала, смотря по обстоятельствам, иногда за моей дочерью приглядывают девочки-подростки, иногда старушки, а то и мать, если у нее есть такая возможность, брат или соседка, а бывает, Бекки просто-напросто сидит у меня в приемной и готовит уроки…

— Я сразу понял, что она не мелочная, — сказал Джо священнику. — Не суровая, не из этих серьезных, чопорных дам.

— Да, — кротко сказал священник, оглядывая комнату. (В этот день Дженни не успела заняться уборкой.)

— Он сказал, ему нравится, что я разрешаю детям виснуть на мне. Сказал, что в последние годы дети страшно раздражали его жену. Понимаете? Вот так все и началось. А я уже дала себе зарок больше не выходить замуж. Решила, что мы с Бекки вполне проживем вдвоем, так оно спокойнее, — и тут появляется этот Джо со своим выводком. Малышка была совсем крохотная — ее только что отняли от груди, и, едва я взяла ее на руки, она повернула ко мне головку и открыла ротик: ясно, она еще все помнит… Интересно… — Дженни улыбнулась священнику, который в самом деле был удивительно молод, прямо-таки мальчик с широко раскрытыми удивленными глазами. — А почему это мы вдруг заговорили на эту тему?

— Слевин, — напомнил священник. — Мы говорили о Слевине.

— Ах да, Слевин.

Стоял дождливый апрельский день, ветер трепал листья на деревьях, стучал ветками по окнам; в гостиной едва начали сгущаться сумерки, и никто еще не осознал, что пора зажечь свет. Воздух казался густым и плотным. Дети затихли, будто маленькие часы, у которых кончился завод, и ерзали в ожидании ужина, но бездетный священник этого не замечал. Он слегка подался вперед, сложил кончики пальцев и сказал: