— Я уже сказала тебе, что мне не нужны подробности. Но это невежливо — так откровенно лгать мне в лицо. — Мама упирает руки в бока и сердито смотрит на нас. — По крайней мере, придумайте историю получше той, что у вас есть, слышите? Потому что если у вас троих что-то происходит…
— О Боже, Бесс, — шипит Эйден.
Она прищуривает глаза.
— Вы оба должны быть осторожны. Вы же мужчины. Если бы что-то подобное вышло наружу, вы были бы крутыми парнями в кампусе. Она будет разрушена. Это неправильно, заметьте, но именно так устроен мир.
— Мы очень осторожны, мама.
— Ной, — шепчет Эйден.
— О, пожалуйста, ты же слышал её, она всё равно знает. Ничего не выйдет наружу. Мы позаботимся об этом.
— Вы привезли её в Вест Бенд, — шепчет мама. —Когда вы втроем строите друг другу глазки всю ночь, удивительно, что ещё никто ничего до сих пор не понял.
— Мы гораздо хитрее, — отвечаю я. По крайней мере, я думал, что мы такие. Я не думал, что это написано на наших лицах, как, кажется, считает моя мама.
— Только не будьте идиотами. И не разбивайте ей сердце.
— Никто никому не разобьёт сердце, мама, — резко говорю я.
— Да, ты же знаешь, что у Ноя даже нет сердца, — замечает Эйден.
— Это очень смешно слышать от парня, который… — начинаю я, но мама перебивает меня.
— Я серьёзно, мальчики, — твёрдо говорит она. — Любовь достаточно сложна, когда в неё вовлечены два человека. Я не хочу видеть никого из вас с разбитыми сердцами.
— А кто говорит о любви? — спрашиваю я.
— Никто из вас этого и не делал, — произносит она. — Но назовите это материнской интуицией.
Когда я смотрю, как Грейс возвращается во двор вместе с моим отцом, одетая в белый сарафан, её длинные каштановые волосы падают на плечи, у меня мелькает мысль, что моя мать, возможно, не так уж безумна в своих разговорах о любви.
37
Грейс
— Та-да! — Ной жестикулирует.
— Так это раньше была твоя комната? — Я осматриваю помещение над гаражом. Это большая открытая комната, устроенная как гостевая спальня с двумя кроватями на противоположных концах, ковром посередине и картинами с пейзажами Колорадо на стенах.
— Ну, когда Эйден переехал к нам, она стала нашей, — говорит Ной. — Я не был здесь уже много лет. Подумал, что мама могла бы превратить её в офис или что-то в этом роде.
— По крайней мере, она сняла постеры и всё остальное дерьмо со стены, — произносит Эйден. — Везде было футбольное дерьмо. Помнишь?
— Это было похоже на взрыв футбольного мяча, — отвечает Ной. — Ты уверена, что не хочешь остаться здесь на ночь? Или в городе? Там есть гостиница типа пансиона. Владелица, Джун, очень милая. Она будет осторожна.
Я качаю головой.
— Моё прикрытие состояло в том, что я приехала сюда на интервью. Когда моя мать узнает, что оно было «отменено», то будет удивляться, какого чёрта я до сих пор делала в Вест Бенде. Или в этом доме, если моя охрана проболтается.
— Ты добрый человек, который решил посетить сестру одного из твоих крупных благотворителей в качестве одолжения, потому что у сестры есть небольшая одержимость тобой.
Я смеюсь.
— Анни была очень мила.
— Моя мать допрашивала тебя? — спрашивает Ной. — Она может быть немного… активной.
— Она была великолепна. Оба твоих родителя, — отвечаю я им, и это правда. Они такие родители, о которых я мечтаю, — любящие, добрые и искренне заботящиеся о своих детях. У Пола и Бесс были такие отношения, которые я надеялась бы иметь через двадцать лет; то, как они всё ещё смотрели друг на друга, даже посреди вечеринки, ясно давало понять, что они по-прежнему по уши влюблены.
— Значит, она вела себя с тобой наилучшим образом, — говорит Ной.
— Возможно. — Теперь я понимаю, как Бесс могла вытянуть из кого-нибудь информацию. Она относилась к этому небрежно, мягко подталкивая, пока готовила десерт, но она определённо прощупывала. Интересно, сколько всего обо мне, Ное и Эйдене она собрала до кучи.
— Она спрашивала тебя о нас? — задаёт вопрос Эйден.
— Нет. Почему? Она спрашивала обо мне?
Ной и Эйден смотрят друг на друга.
— Она знает, что между нами троими что-то происходит, но она также знает, что не должна ничего говорить. На самом деле, она больше беспокоилась о том, что мы причиним тебе боль.
— Причините мне боль?
— Она велела нам не причинять тебе вреда. Я имею в виду твоему сердцу. Только не физически. Только не… твоей заднице или что-то в этом роде. — Ной болтает так, как обычно, когда сильно нервничает.
— Моей
— Её заднице? — Эйден задаёт этот вопрос одновременно со мной, подчеркивая его громким фырканьем.
— Я рада, что твоя мать не беспокоилась о моей заднице.
—
— Неужели? — спрашиваю я. — А что именно тебя беспокоит?
— Ну, очевидно, я беспокоюсь, что твоя задница начинает чувствовать себя забытой.
— Хм, — задумчиво протянула я. — Мы этого не хотим.