Глеб хищно осклабился, спустился по камням к воде, сел на колени и сполоснул лицо. Немного полегчало. Он поднялся, хрустнув коленными суставами. По бетонным плитам спускался Борька. Он вроде улыбался и одновременно чуть не плакал, поскольку с его количеством здоровых конечностей совершать какие-либо перемещения было сущим удовольствием. За Борькой спускалась Лида — с такой физиономией, словно шла на эшафот с табличкой на груди «Она убивала международных террористов». Ее поддерживал веснушчатый украинский солдатик с оттопыренными ушами, на плече у которого стволом вниз болтался автомат. Он выглядел смущенным и каким-то… заинтересованным.
— Поверь, Лидунь, этот паренек тебе идет, как сумочка из новой миланской коллекции, — оценил гармонию снисходящей пары Борька. — Усынови его, что ли. Или замуж возьми. На хрена тебе тот, предыдущий? Представляешь, какой орел будет лет через десять?
— Я подумаю, — немного смутилась Лида.
На катере, перекрывшем Калабановскую бухту, заработал двигатель, кто-то выбрался из надстройки на палубу и скрестил руки на груди. Катер неторопливо разворачивался. «Отдохнули», — подумал Глеб. Он вздохнул, скорбно кивнул своим товарищам — дескать, прорвемся — и начал взбираться на камни, где оставил главную добычу — господина Штайнера. Убежать тот черт не мог. С завязанными за спиной руками далеко не убежишь. И он все время оставался на виду. Тяжело отдуваясь, Глеб вскарабкался на плиту, добрел до распростертого на камнях мужчины, нагнулся, чтобы отволочь его вниз — хоть будет что показать отцам-командирам. Не любил Глеб оправдываться, не имея весомых подтверждений своим словам. И вдруг беспокойно екнуло сердце, недоброе предчувствие охватило. Уж больно неподвижен был Штайнер. И на затылке расплывалось бурое пятно, которого раньше не было. Он перевернул его за плечо — мотнулась голова, и в небо устремились распахнутые, затянутые мутной поволокой неподвижные глаза. Глеб отшатнулся. Рудольф Александрович Штайнер был мертв. Кто-то подкрался — явно человек, умеющий пользоваться шапкой-невидимкой, — взял его голову руками и хорошенько треснул затылком о плиту. И после этого был таков…
Он растерянно завертел головой… и вздрогнул, всмотрелся — показалось, что в крохотном заливчике справа от нагромождения плит под водой мелькнуло непрозрачное тело. Еще разбегались круги по воде. Не исключено, конечно, что это рыба. Очень крупная рыба…
— Глеб, что-то случилось? — подметила странности в его поведении Лида.
— Штайнер мертв… — просипел он.
Ну и ну… Его ли это дело, почему украинским спецслужбам крайне не хочется, чтобы господином Штайнером — живым и невредимым — занялись российские спецслужбы? Ну, надо им. Имеются причины. У каждой спецслужбы в этом мире — воз и маленькая тележка всяких веских причин. Ему-то что до этого?
— Мертв? — удивился Борька. — Какое страшное ранение рикошетом. А может, он сам головкой стукнулся, болезный?
— Сам ты стукнулся, — проворчала Лида. — Посмотри на товарища майора. Он такой возвышенный и одухотворенный. Он, похоже, вбил себе в голову, что Штайнера прикончила одна его хорошая знакомая — факт существования которой, кстати, ученые до сих пор не доказали.
— И не докажут, — хмыкнул Борька.
— А мне вот кажется, что я что-то видел… — задумался солдатик Антоха.
— А мне вот другое кажется, — пробормотал Борис, исподлобья глядя на приближающийся катер, — что скоро грядет эра неслабых дюлячек…
Глеб спустился с бетонных плит, чтобы в трудную минуту быть рядом с товарищами. Патрульный катер угрожающе приближался — неотвратимый, зловещий, хотя и с Андреевским флажком. На носу, скрестив руки на груди, стоял пожилой мужчина в штатском (но это никого не могло обмануть) и пронзительным оком сверлил собравшийся на берегу «комитет по встрече». А за его спиной грудились чины помладше, украдкой посмеивались, перемигивались, крутили пальцами у висков.
С их колокольни, конечно, виднее…
Эпилог