Герр Клаус сосредоточенно кивал головой, выслушивая монолог Марии, напоминая мне китайского болванчика. Он подвинул к себе заявление и начал читать, и лицо его стало багроветь. Как бы господина начальника полиции не хватил удар, впрочем, он довольно быстро пришёл в себя, интересный тип, явно что-то решил.
— Госпожа и господин Крамер, конечно, заявление оформлено должным образом, и мы его примем и зарегистрируем. К сожалению, какие-то следственные действия по сему заявлению прямо сейчас предпринять будет сложно: мне необходимо будет получить решение судьи на следственные действия, ведь срок преступления весьма давний… Сумеем ли мы получить какой-нибудь результат? Сложно сказать. Мы не настолько богатая страна, чтобы позволить себе отвлекать силы и средства полиции на старые и никому не нужные загадки.
Произнеся эту речь и совершенно от этого упрев, господин Эрхаммер черкнул на заявлении резолюцию и протянул его Мари.
— Прошу вас.
— Мария, если не трудно, занеси заявление для регистрации, я хотел бы задать господину полицейскому еще два небольших вопроса.
Как только Мария вышла на стол чиновника попал конверт. А Клаус показал себя опытным товарищем: он очень аккуратно платком открыл конверт, оценил толщину и цвет купюр, нервно хмыкнул, после чего сделал вид, что этого конверта не замечает.
— Герр Эрхаммер, не буду скрывать, что моего нанимателя весьма интересует то, что дело будет возобновлено. И мы готовы помочь нашей доблестной полиции. В разумных пределах.
— Зачем это вам, господин Крамер? Дела давно минувших дней? Или всё дело в фигуранте? Но это дело не касается Австрии, совершенно не касается.
— Вы не правы, герр Эрхаммер, совершенно не правы. Если этот человек придёт к власти, Австрия перестанет существовать как независимое государство. И это не устраивает тех людей, кого я представляю. Мы патриоты нашей страны и наши деньги работают на ее благо. Угрозы ее существованию надо устранять вовремя. Вы знаете, как говорят: паровозы надо давить пока они чайники.
— Вот как… но… понимаете… я помню это дело… Смерть Клары Гитлер, урожденной Пётцль. Она умерла в возрасте сорока шести или семи лет, не помню точно. И, кажется, там было заключение врача о том, что у неё был рак. Насколько я помню, в одиннадцатом или десятом году? Надо поднять архив, так вот было это заявление от жителей Шпиталя, они обвиняли сына Адольфа в скоропостижной смерти матери. Насколько я помню, даже дело завели, да, точно, было такое дело, вы абсолютно правы. Вот только скажу я вам, что это дело прикрыли по приказу свыше? Кто давал тот приказ? Мне кажется, было письмо из Эвиденцбюро.
— Разведка?
— Да, да, Эвиденцбюро. Они посоветовали это дело спустить на тормозах. Оно так и лежит где-то в архиве, понимаете, приказать нам закрыть дело он не могли — это не их компетенция, но полиция и разведка, особенно контрразведка в нашей стране всегда работали рука об руку. Поэтому это дело заглохло. Никто ничего не предпринимал. Никаких следственных действий.
— Герр Эрхаммер, и всё-таки, можно ли ожидать, что ваше управление…
— Господин Крамер, увы. Вряд ли я захочу иметь с этим очень тухлым делом дело. Простите за несуразность речи. Но нет, от него слишком дурно пахнет. И у этого… фигуранта есть достаточное число весьма агрессивных поклонников… Риск слишком велик. Всё, что я хочу — это спокойно выйти на пенсию, у меня должна будет быть весьма неплохая пенсия, и дожить свои дни в спокойствии и уюте.
— Герр Эрхаммер, я могу удвоить ваш небольшой гонорар (блин, как деньги быстро улетают), более того, подскажу. Как еще заработать на этом деле без особого для вас риска. Для нас будет достаточно, если вы в интервью журналисту, то есть мне, сообщите о том, что дело о смерти Клары Пётцль (Гитлер) возобновлено и вы собираетесь провести эксгумацию трупа на предмет обнаружения воздействия мышьяка.
— Хм… и это всё? Делать мне ничего не надо будет? — на лице Клауса отразилось быстрое шевеление мыслей.
— Конечно, всё. Более того, думаю, что с вами постараются договориться. И вы согласитесь, за копейку малую про это дело забыть точно так же, как забыл ваш предшественник. Всё-таки возраст. Усталость, много дел…
Я вышел из кабинета полицейского начальника, похудев на еще один конверт с деньгами. Да… приходилось заниматься шантажом, давать взятки, похищать людей. Я сам себе становился похожим на чудовище, но все заслоняли трубы Освенцима. И ради того, чтобы ЭТО не произошло я готов был и убивать. Впрочем, пока что в этом надобности не было. Мне сейчас не имело значения, убивал ли Адольфик свою маму или нет. Важно было поднять волну! Когда я сел за руль, Мария была уже рядом.
— За нами хвост. Это уже точно.
Н-да, этот автомобиль прицепился к нам почти сразу как мы покинули Шпиталь. Сейчас он стоял в стороне от полицейского участка. Мне даже показалось, что оттуда нас фотографировали, но точно сказать было сложно. Кто это? Тайная полиция Германии? Но тогда назад через Мюнхен, даже через Пассау возвращаться опасно.
— Думаешь, это австрийцы? Привет от герра Ронге?