Читаем Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта полностью

Однако субъективная интерсубъективность оказывается возможной только в силу существования объективной интерсубъективности, которая представляет собой те «невидимые» трансцендентальные сваи, на которых, подобно мясу на костях, нарастает субъективная интерсубъективность. Собственно, многие элементы этой объективной интерсубъективности уже были перечислены выше, когда я говорил об объективной субъективности. Такое пересечение неудивительно, учитывая неразрывность субъективной и интерсубъективной структуры. Проекции, переносы, механизмы желания — все это элементы вынесенной вовне человеческой субъективности, которые, захватив своими щупальцами других, превращаются в несущие стены интерсубъективного пространства. Естественно, эти щупальцы есть у каждого субъекта, поэтому интерсубъективное пространство — это пространство субъектов, каждый из которых со всех сторон опутан щупальцами желаний, проекций и переносов других субъектов, которых он, в свою очередь, также оплетает своими щупальцами.

Здесь, если следовать логике Лакана, есть даже некоторый элемент не столько солипсизма, сколько аутизма — другие реально существуют, однако они в своей реальности отгорожены от нас ригидными фундаментальными структурами — например, фундаментальной фантазией: реально встречающиеся другие встраиваются благодаря механизму проекции в эти структуры, по сути, оказываясь белым экраном, на который проецируется ожидаемый и привычный образ. Недаром в психоанализе другие люди, другие субъекты называются не иначе как объектами[155]. Отсюда вытекает одна из самых знаменитых и загадочных фраз Лакана: «Сексуальных отношений не существует»[156]. Суть этой фразы в том, что люди зачастую любят не друг друга, они проецируют друг на друга свои фантазии и проживают в отношениях свои фантазии, так, по сути, и не соприкасаясь с тем реальным человекам, который за этими фантазиями отходит на второй план.

У этой объективной интерсубъективности есть еще одно измерение: она не просто структурирует пространство межсубъектного взаимодействия, она производит субъектов, благодаря ей человек как биологическое существо становится существом социальным, т. е. встраивается в символический порядок культуры. Данное измерение объективной интерсубъективности выводит нас за пределы не только индивидуальной субъективности, субъекта, но даже интерсубъективного измерения как такового, если под последним понимать исключительно пространство между субъектами. В этом случае имеет смысл ввести разделение между индивидуальной и надындивидуальной/коллективной интерсубъективностью.

Субъект имеет возможность появиться только благодаря существованию этого надындивидуального, надсубъектного порядка. Субъект вписывается в этот порядок, получает в нем свое место, с которым он отныне отождествляется, — субъект обретает идентичность. Этим надындивидуальным, надсубъективным измерением является язык и тот символический порядок, который этим языком задается. Под символическим порядком имеется в виду система различий, в которую индивид встраивается, отождествляясь с одним из элементов этой системы: он мужчина, а не женщина, россиянин, а не американец, крестьянин, а не рабочий, христианин, а не мусульманин и т. д. Этот символический порядок есть тот Большой Другой Лакана, в лапы которого попадает человек с самого момента своего рождения и в сетях которого он обречен барахтаться до конца своих дней[157].

Это надындивидуальное измерение, измерение коллективной объективной интерсубъективности может иначе быть названо социальной реальностью. Социальная реальность — это как бы вторая окружающая среда, в которой существует человек, наряду с природой. Надо сказать, что по сравнению с природой социальная реальность гораздо более загадочна. Говоря выше о реальности природы, мы вводили различение объективной объективности и субъективной объективности: объективная объективность, будучи преломленной через субъективное восприятие, превращается в субъективную объективность. Парадокс социальной реальности в том, что она как раз лишена этого измерения объективной объективности, т. е. на самом деле ее не существует. В том смысле, что если исчезнут субъекты, то вместе с ними исчезнет и социальная реальность, оставив после себя груды каких-то материальных артефактов, отныне лишенных всяческого смысла и превращенных в простые физические объекты — например, деньги просто превратятся в разноцветные бумажки, конституции — в стопки листов, а дорожные знаки — в простые жестянки. Социальная реальность лишена подпорки в виде объективной объективности. Но как тогда она может существовать? Это какая-то парадоксальная «вещь для нас» без «вещи в себе». Если индивидуальная часть объективной интерсубъективности еще может быть помыслена как элемент интерфейса взаимодействия человеческого организма с окружающей средой, то материальный носитель надындивидуальной объективной интерсубъективности представляет собой настоящую загадку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги