Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта

Выше вместе с Джоном Серлем мы задавались вопросом о философии общества и социальной онтологии, однако не менее интересный вопрос — вопрос «социальной эпистемологии». Как соотносятся коллективный субъект и субъект индивидуальный? Откуда индивидуальный субъект получает информацию о субъекте коллективном? Например, я участвовал в проекте, который занимался исследованием социального консерватизма[161]: одна из особенностей социального консерватизма, по крайней мере в его нынешнем состоянии, — это очень острое переживание того кризиса, в котором находится общество, переживание неустойчивости социальной структуры и ожидание того, что она неминуемо коллапсирует. Отсюда постоянный разговор о необходимости морального возрождения и укрепления «духовных скреп» общества, без которого последнее неминуемо придет в упадок. Я никак не мог понять — откуда человек знает, что общество находится в кризисе? Неужели у него есть какой-то дополнительный орган восприятия, с помощью которого он это общество ощупал и пришел к однозначному выводу, что этому обществу не хватает «духовных скреп»? В частности, меня поразили две книги, прочитанные для написания исследовательской статьи[162]. Одна была написана Питиримом Сорокиным и называлась «Кризис нашего времени»[163]: в работе речь шла о том глубоком кризисе, в котором находится общество, и о том, что конец такого общества не за горами. Работа была опубликована в 1941 г. Спустя 55 лет в 1996 г. вышла работа «Чувственная культура», написанная поклонником Сорокина, видным американским социальным консерватором[164]. Эта работа слово в слово повторяла тезисы Сорокина — про кризис и неминуемый скорый коллапс западной цивилизации. Но как можно писать одно и то же с разницей в десятки лет, как можно повторять тезисы, которые не сбылись: с 1941 г. успело рухнуть уже, наверное, все, кроме западной цивилизации. Единственный вывод, который я мог сделать по поводу этого консервативного дискурса о «кризисе Запада», — то, что некоторые люди носят кризис внутри самих себя: они переживают свой внутренний символический порядок как неустойчивый и проецируют эту неустойчивость как неустойчивость коллективного субъекта.

Это одна возможная интерпретация взаимосвязи индивидуального и коллективного субъекта: индивиды проецируют структуру своей субъективности на социальную реальность. Однако можно предположить и иные версии: например, коллективный субъект имеет свою структуру и свою динамику, которая лучше всего считывается теми людьми, структура субъективности которых резонирует с этой коллективной структурой. Индивидуальные субъекты могут также каким-то загадочным образом улавливать состояние коллективной субъективности, частью которой они являются, и выносить по поводу нее интуитивные суждения, которые могут оказываться достаточно близкими к реальному положению дел.

В задачи данного раздела не входит написание трактата по социологии. Мне пришлось затронуть вопрос сначала об интерсубъективности, а затем и о социальной реальности, так как это измерение неизбежно возникает при любом анализе структуры человеческой субъективности. Более того, пока у нас речь шла только об абстрактных элементах — в реальном контексте нам не избежать разговора о конкретном историческом контексте, который, собственно, и определяет те конкретные типы субъективности, которые мы имеем в то или иное время[165]. Уникальные политические, экономические, религиозные и прочие контексты производят уникальных субъектов — поэтому говорят о субъекте модерна или субъекте постмодерна. В рамках этих самых общих типов можно выделить еще множество подтипов в зависимости от необходимой степени детализации. Однако это уже тема для отдельной работы.

Заключение