Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего»

Антисрыв (глава 1). Объект — это то, что нельзя свести к одному из двух основных видов знания: к тому, из чего он состоит, и к тому, что он делает. Слишком много философий на Западе пытались утверждать, что объект — это попросту либо одно, либо другое, или же и то и другое вместе. Другой способ выразить то же самое — это сказать, что ООО твердо придерживается антибуквалистского взгляда на объекты, буквализм — это представление о том, что мы можем «перефразировать» объект так, как если бы он был не более чем суммой своих качеств или следствий (effects). В терминах современной философии модель вихревого, динамического целого, лишь временно дарующего жизнь преходящим объектам (Анри Бергсон, Джейн Беннетт), рассматривается ООО как форма подрыва. Дело обстоит так потому, что подобная модель полагает индивидуальные сущности незначительными в сравнении с лежащим в основе всего единством. С другой стороны, ООО не может поддерживать философии действий или событий, поскольку они надрывают объекты. Эта критика хорошо работает в различных версиях акторно-сетевой теории Латура, в теории Фуко о том, что дискурсивные события предшествуют объектам, а также в идее Деррида о том, что ничто не тождественно самому себе (то есть как таковое не «присутствует»), а существует лишь в форме диссеминации. Несколько дней назад я видел еще один вариант подобной теории в ветке интернет-комментариев, где анонимный критик ООО, наоборот, нахваливал Карен Барад и Донну Харауэй за защиту ими «отношений без соотносимого»[318]. Хотя в трудах Барад и Харауэй много ценного, я не понимаю, как осуществима идея отношений, порождающих свои условия из ничего: как если бы брак на ровном месте порождал обоих партнеров из воздуха, не объединяя и не меняя их. Трудно представить себе более суровую форму надрыва, где, как мы успели понять, существует проблема невозможности объяснения изменений.

ООО не есть форма материализма (глава 1). Любая новая теория будет притягивать к себе определенное количество неверных истолкований. Вне всякого сомнения, наиболее распространенная ошибка, касающаяся ООО, содержится в утверждении, что она есть форма «материализма». На самом деле у ООО нет никакого интереса к понятию «материи», не говоря уже о материализме. Представление о материи как о неоформленной физической субстанции, в которой могут отпечатываться формы, не имеет никакого основания в опыте и просто бесполезно в теоретическом смысле. Различие между лошадью, воображаемой лошадью и единорогом состоит не в том, что первая неотъемлемым образом «присутствует» в материи, тогда как последние — нет. Как раз напротив, различие состоит в том, что реальная лошадь имеет иную форму, чем воображаемая, и определенно иную, нежели единорог. Одним из следствий этого является то, что мы не можем «извлечь» форму из вещи, выразив ее в математических или других непосредственно познаваемых терминах; или, скорее, мы можем это сделать, но ценой превращения формы во что-то еще. Не существует перевода чего-либо без потерь энергии, и потому ничто не может быть постигнуто совершенным образом.

Объекты изымают себя не только из человеческого, но и из обоюдного доступа (глава 1). Это важная особенность, отличающая ООО от Канта и от его важных наследников вроде Хайдеггера. Большинство посткантианских философий приняло некую версию критики Канта немецким идеализмом: невозможно мыслить вещь вне мысли и потому понятие вещи-в-себе, существующей помимо мысли, непоследовательно. Напротив, ООО полностью принимает кантианскую вещь-в-себе, так как попросту не считает ее чем-то, что неотступно следует за одной лишь человеческой мыслью. Огонь и хлопок так же непонятны друг другу, даже если они и не настолько «сознательны», как люди или животные. Если мы вспомним двух последних великих философов, переодевшихся в маскарадные костюмы социологов (Латура и Лумана), то увидим, что коммуникация не так проста, как полагает Латур. Отношения случайны в жизни вещей, чего не скажешь о той материи, из которой они состоят; более того, далеко не все отношения оставляют непреходящий след на своих участниках. Коммуникация, в свою очередь, и не настолько трудна, как считает Луман. Люди могут взаимодействовать со своими обществами и политическими системами и влиять на них, хотя и здесь далеко не все подобные взаимодействия оставляют какой-либо след. Коммуникация между объектами ни легка, ни невозможна, но и трудна и возможна одновременно.