Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего»

Западная философия и наука ведут свое происхождение от так называемых «досократиков», начавших свою интеллектуальную деятельность в 600-х годах до н. э. Будучи этническим греками, первые досократические мыслители проживали в греческих колониях на территориях, ныне расположенных на западном побережье Турции, на Сицилии и в самой южной части материковой Италии. Понятно, что в то время никто не называл их досократиками, поскольку Сократ Афинский еще не родился. Вместо этого их называли physikoi, что довольно приблизительно можно перевести как «физики» или же «те, кто интересуется природой»[36]. Все началось в Милете, некогда процветавшем эгейском порту, чьи руины (теперь не имеющие выхода к морю по причине заиливания рек) возле нынешнего Дидима в Турции можно посетить и сегодня. Фалес Милетский известен некоторым количеством интеллектуальных достижений, так, например, он первым предсказал солнечное затмение. Однако главное его наследие для философии и науки состоит в утверждении, что первый принцип всего есть вода. Эта мысль — первый пример объяснения космоса в истории западной цивилизации путем отсылки к некоему природному началу, а не к богам или мифу о сотворении мира. За ним последовал еще один житель города по имени Анаксимен, полагавший, что первоначальным элементом является не вода, а воздух, ведь свойства последнего еще нейтральнее свойств воды: он не имеет ни вкуса, ни запаха и полностью проницаем для света. Но между Фалесом и Анаксименом был еще Анаксимандр, занявший более утонченно звучащую позицию, гласившую, что конкретный элемент не может играть роль первоначала, поскольку все разные физические элементы должны совместно появиться из некоего более глубокого корня. Для Анаксимандра таким глубоким корнем было apeiron: слово, обычно остающееся без перевода на английский язык, но означающее нечто вроде бесформенной, лишенной образа, не имеющей границ массы, из которой уже возникает нечто более конкретное. Как полагал Анаксимандр, по прошествии миллионов лет все противоположности взаимоуничтожатся и космос вернется в состояние бесформенного, нейтрального apeiron. Эта идея позже вдохновила Маркса, когда он писал в Йене свою докторскую диссертацию. Многие мыслители-досократики предложили свои теории об устройстве реальности: Пифагор, Эмпедокл, Гераклит, Парменид, Анаксагор, Демокрит и т. п. Несмотря на разнообразие их теорий, все они склонялись к тому, чтобы назвать основой мира один или несколько базовых элементов или же согласиться с тем, что бесформенное apeiron есть лучший способ объяснения всего наблюдаемого нами разнообразия вещей.

Итак, захочет ли кто-то из досократиков назвать основой мира самый базовый элемент (или элементы) или же предпочтет вместо этого ту или иную версию теории apeiron, всех их объединяет одна вещь, а именно: все их теории подрывают (undermine) обычные повседневные объекты. Никто из них не думает, что стулья и лошади обладают той же степенью реальности, что и избранные ими предельные основания; большинство объектов слишком поверхностны, чтобы быть настоящими. Используя терминологию данной книги, можно сказать, что вина досократиков заключена в «меньшизме». Кроме того, все они рассматривают избранную ими предельную вещь как вечную или, по крайней мере, неуничтожаемую, что оставалось типичным предрассудком греческой философии, пока Аристотель, наконец, не допустил существование уничтожаемых субстанций. Настоящая, однако, проблема подрыва (undermining) заключена в том, что он не может объяснить явление, названное нами эмерджентностью. Если вы, подобно Фалесу Милетскому, думаете, что все состоит из воды, то едва ли стоит полагать, будто газонокосилка или Голландская Ост-Индская компания останутся с течением времени одинаковыми, поскольку эти более крупные объекты будут всего лишь поверхностными эффектами глубинных движений воды. Тот же самый аргумент работает, если вы, подобно Демокриту с Левкиппом, думаете, что все состоит из атомов (буквально: «неделимых»).