Игорь
Ольга.
Между прочим, припев в мажоре идет.Игорь.
Мы консерваториев не кончали. Мы самоучки, таланту у нас нет.Ольга.
Не горюй, прорежется еще.Слава.
Зубы прорезаются, дуреха. А с талантом родиться надо, как Моцарт — или как ты. Пошли, что ли? Оттанцуем, и по домам. Я еще тригонометрию не решил.Роман.
Правда, мужики. Чего время тянуть? Потопчемся полчаса, и все.Игорь.
Еще один любитель изящного.Роман.
Видал, какие ботиночки у брата отхватил?Рая.
Сила!Роман.
Жмут.Слава.
Ребята, глядите, десять часов, а в школе свет.Роман.
Анна Петровна готовится ко Дню Победы.Игорь.
Точно. Завтра в актовом зале речь толканет.Ольга.
А я, мальчики, День Победы люблю. Помните, мы пионерами цветы к этому обелиску несли? Торжественно было как! «Героям, павшим в боях за освобождение нашей великой Родины, пионерский салют!»Роман.
Фетишизм.Ольга.
Что?Роман.
Фетишизм, говорю, — памятники обожествлять.Игорь
Рая.
А у меня отец завтра напьется, это уж как пить дать. Матери на радость фронтовых дружков соберет. Про то, как с комбатом из окружения выходил, расскажет. Дорвется наконец. Я эту историю наизусть знаю, даже из вежливости слушать не могу. Почему это, мальчики, — умный он у меня, добрый, а воспоминания все про войну? Будто, кроме войны, и не было у него ничего.Роман.
Самое яркое впечатление. Запоминается на всю жизнь.Игорь.
Щелк.Рая.
Его вчера продавец на двадцать копеек нагрел. Другой бы его жуликом обозвал, а отец: «Нет, говорит, гражданин, я бы вас с собой в разведку не взял».Все, кроме Славы, смеются.
Слава.
Я бы тебя, между прочим, за эти разговорчики тоже в разведку не взял.Рая.
Да?Слава.
А иди ты, пустобрех. Привыкли, понимаешь, про все с легкостью рассуждать, нигилистов строить из себя. Батя войну забыть не может, она у него до сих пор ранами к непогоде болит — смешно. Старушка упала в гололед — тоже смешно. А я бы у тех, кому смешно, клеймо на лбу выжигал. Чтобы и в темноте, на ощупь узнать, кого с собой в разведку не возьму.Рая.
Высказался, дуболом. Если ты слова от дела не можешь отличить — грош тебе цена.Роман.
Это же треп. Стиль эпохи. К сути человека отношения не имеет. Вроде узких брюк или разреза на пиджаке.Слава.
А черт вас знает. Не верю я, что можно безнаказанно языком трепать. Ржавеет от этого человек.Роман.
Ты и раньше бешеным был. А как в секцию бокса записался — прямо хоть в клетку сажай.Игорь.
Ладно, кончай, ребята. Пошли.Ольга.
Очень мы любим от серьезных разговоров уходить.Игорь
Ольга.
Слава прав. От болтовни ржавеет человек. А ведь даже сабля, ржавчиной покрытая, — это не оружие уже, а так, музейный экспонат.Игорь.
Бурные аплодисменты. Слушай, а ты из себя говоришь или цитируешь кого?Ольга.
Болван! Ну же и болван!Рая.
Трепачи. Вот интеллигентный мальчик Ромочка молчит. Он знает, что́ истина, а что́ суета сует, а молчит. Ромочка, ау!Роман.
Ерунда это все. Наш подвиг один — человеком быть.Слава.
В каком смысле понимать этот твой афоризм?Роман.
В том смысле, что дорогу нам отцы расчистили, теперь самое главное, чтобы по ней честный человек шел.Игорь.
Честный, а также принципиальный, добрый и тэ пэ.Роман.
Да, если хочешь, — принципиальный, добрый и тэ пэ.Игорь.
Гуманист.Слава.
Как я Ромку понимаю: у него что добрый, что добренький — значение одно… Добреньких я больше сволочей не люблю. Добренькие и чистенькие — они чистоплюи, они шиш в кармане прячут. А я хочу, чтобы добрый и честный человек злым был. Понимаешь — чтобы злым было добро! Чтобы боролось оно за себя.Игорь
Роман.
Абсурд.Слава.
Абсурд? Ты помнишь, мы тебя, честного, в комсорги выдвигали? Ты отказался: у меня, мол, характер не тот, велика, мол, честь. И я отказался — я как раз тогда в боксерскую секцию поступил. И Оля отказалась — у нее музыка во главе угла. А Сивушкин не отказался. Еще только рассуждали — а может, раз все отказываются, так и Сивушкин подойдет? — а он уже грудью вперед: если окажете доверие — готов. И оказали. Знали, что карьерист, знали, что лодырь и тупица, а выбрали. Забыли, как он вам, честным и порядочным, водянистые морали читал? А вы в ответ что? Шиш в кармане, и весь разговор.Роман.
Слушай, ну что тебя сегодня прорвало?