Однозначно после сказанного Тельмой стоит ожидать чего-то этакого. И я не уверена, что готова спокойно наблюдать за всеми этими превращениями в настоящую ведьму, если все, о чем нафантазировала, сбудется.
— Помоги мне! Держи её за ноги! — закричала «тетушка», подскакивая и крепко хватая Мирту за плечи. — Началось!
Я буквально легла поперек неожиданно заколотившихся нижних конечностей дочери Брука, обхватив их руками. Черт, черт, черт!.. Перед глазами промелькнули кадры из «Вия», где бледную панночку трясло после первой ночи отпевания, стоило только закричать петухам. Зажмурилась, боясь увидеть тот же безумный взгляд, многообещающий оскал, не улыбку, и поднятый пальчик, грозящий нам с Тельмой близостью расправы. Девчонке бы еще веночек на голову, и образ сложился бы.
Раздался нечеловеческий вой, от которого волосы на затылке встали дыбом. Так некстати и сильно захотелось в уборную! И я себя очень хорошо понимала: от такого ужаса люди не только мочат штаны…
Перебивая гортанный мученический крик Мирты, моя ведьма запела. Громко, монотонно, проникновенно. Что-то о силе, о природе, о любви, о духах. Нескладная песнь звучала порой торжественно, а порой нежно. Страдалицу то выгибало дугой, и скрежет зубов резал слух, то отпускало, и тогда лихорадка становилась сильнее. Да так, что пятки её колотились по деревянному настилу.
Я не знаю, сколько продолжался этот кошмар, как вдруг неожиданно скрипнула входная дверь. В комнату ворвался холодный воздух, и свет от факелов метнулся к лежанке. Заскрипели доски пола в унисон топоту множества ног. Над головой затрещала горящая пакля. Чьи-то сильные руки оторвали меня от Мирты, отодвинули в сторону.
— Держись, доченька! Держись, милая! — Мое место занял мужик. От него пахло дождем и лесом. Тревогой и безграничной любовью к своему дитя.
Я стояла за его спиной, окруженная несколькими людьми. На мои плечи кто-то накинул тяжелую теплую куртку. Наверное, меня так же трясло, как девочку, — не чувствовала. Настолько увиденное выбило из колеи неокрепшее сознание гостьи из другого мира…
— Все, все… Отпусти, Брук, — усталый голос госпожи Брайт снял общее напряжение, витавшее вокруг лежака с обмякшей, но уже не такой белой как смерть перерожденной колдуньей.
С мокрым от слез лицом, растерянный и счастливый одновременно, мужчина поднял глаза на Тельму.
— Это то, о чем вы говорили?
Та кивнула. Брук перевел тревожный взгляд на Мирту и, будто опомнившись, поспешно скинул с себя плащ. Накрыв нагую дочь от взора набившихся в домик односельчан, только и сказал охрипшим голосом: «Спасибо».
— Обыскались вас, — прогудел рядом со мной чей-то бас.
Покосилась на обладателя низкого тембра. Молодой здоровенный детина в одной рубахе смотрел пристально и хмуро. Смутил невольно. Догадалась, что его куртка на мне сейчас: плечи в районе локтей и ширина такая, что меня раза три в неё завернуть можно.
— К госпожам хорошим гость пожаловал, в поместье дожидается, — голосом Тибора заметили от входа.
— Кто? — Оглянулась на нашего дворецкого.
— Сказал, хороший знакомый. Молодой и чересчур скромный. — Мы с «тетушкой» вопросительно уставились друг на друга. — Ваша птица его по темечку успела тюкнуть и обозвала проглотом. Так-то дословно: «Прячьте все, обожрет, пойдете по миру!»
Глава 5
— Осторожно, госпожа, не споткнитесь… Позвольте, я вам здесь помогу… — Обладатель баса и внушительных габаритов успевал раздвигать попадающиеся на пути ветки и поддерживать меня под локоток, стоило только оступиться на мокрой, заваленной лесным мусором тропе.