Оберег от нечистой силы

Я падала, но не упала. Златослав успел подхватить меня, и, придя в себя, я увидела его глаза. С пушистыми ресницами, теплым, любящим взглядом, черные, как самая темная ночь, и… любимые.

— Василиса, прости, любимая, — говорили они, а у меня почему-то резко высохли губы.

— Давайте в дом, святоша, — прогудел рядом дядька Никамор, разбивая стеклянную перегородку, отделившую нас от мира, — а то Васька вон сомлела, как бы не замерзла-то. Мороз-то, сам видел, какой. Лед на реке дыбом встает.

Я попыталась встать, но Златослав не дал. Он так и нес меня на руках, не отрывая взгляда от меня. И как только не споткнулся. А то бы шлепнулись вдвоем, дядьке Никамору полы продавили бы. Я вдруг представила, как со Златославом лежим в этом проломе… очень глубоком проломе… вдвоем… и больше никого… Только где-то далеко в яму заглядывают крошечные с булавочное ушко головы дядьки Никамора и тетки Арешки. Златослав обнимает меня крепко-крепко, а это так хорошо, что даже вылезать оттуда не хочется. Хотя я его еще не простила.

— Васька, — снова вмешался в мои мысли дядька Никамор, — хватит валяться! Мужик в дом пришел, устал с дороги, проголодался. Иди тетке Арешке помоги на кухне хлопотать. Потом миловаться будете.

Что за шовинистские замашки? Но с другой стороны, они же с дороги… устали… А с! третьей, я Златослава еще не простила, и может и не прощу вовсе! С четвертой — а может и прощу, но не сразу. С пятой, если бы это был не недомуж, а просто какой-нибудь гость дядьки Никамора, я бы помогла тетке Арешке без вопросов. С шестой…

Мысли заметались, это не ромашка даже, а кубик игральный. Как ни кидай, а семь шагов до финиша одним ходом не пройти.

— Пойду я, — сползла с рук недомужа, — помогу тетке Арешке. Вы же с дороги устали.

На кубике выпала двойка.

Мы с теткой Арешкой суетились на кухне, я нарезала хлеб и сыр, но думала все о том, что мне теперь делать? Как поступить? Больше всего я хотела разреветься и повиснуть на шее недомужа, как тетка Арешка на дядьке Никаморе. И чтобы Златослав обнимал меня крепко-крепко. А потом бы сидел за столом, жевал треклятую кашу и смотрел, не отрывая глаз. Он ведь всегда так делал, кроме того, последнего вечера. А потом бы обнял меня и поцеловал на пути к нашей спальне. Сладко и горячо. Нам с ним всегда было жарко вместе, даже утром зимой в доме с остывшей печкой.

Но если я его прощу сразу, он будет думать, что сможет снова поступить со мной так. Снова сказать, что собрался жениться на леди Элеоноре. А вдруг он уже женился?! Мысль пронеслась холодной волной от макушки до пяток, вымораживая все нутро. Я выронила нож и застыла.

— Васька? — встрепенулась тетка Арешка, — чего это с тобой? Ты чего истуканом замерла?

— Тетка Арешка, — я чуть не плача смотрела на нее, — что мне делать?

Я ничего не объясняла, но она все поняла. Оставила свою кашу, и обняла меня.

— Ты, дочка сердце свое слушай, но и головой думать не забывай. Любовь да обида в сердце живут, легко его обмануть речами сладкими, или наветом чужим. Да только на одной любви долго не проживешь. Потухнет огонек и всю жизнь маяться с чужим человеком будешь.

— Я не знаю, — всхлипнула я, — мне и мириться, и отпускать его не хочется. И выбрать я не могу.

— Ох, Васька, — тетка Арешка вытерла ладонью слезу с моей щеки, — ты же купчиха. Сама знаешь, без риска в нашем деле успеха не добиться. Вспомни, как ты совсем недавно с лавкой своей вопросы решала, так и о браке своем подумай. Выгоду свою посчитай, убытки, в случае неудачи. И выбери, что для тебя лучше.

Да, как будто бы я не считала! Я уже до выдуманных дыр мысленную табличку с плюсами и минусами затерла. Да, только, как ни крути, а оставаться с Златославом мне выгоднее. И мануфактуры мои ко мне вернуться, и, правда, того гляди княгиней меня сделают. И мужчина любимый под боком будет.

Я, вообще, нашла всего один минус, который перечеркивал всю страницу наискосок. Леди Элеонора.

Я никогда не смирюсь с ее присутствием в жизни Златослава. В любом качестве: жены, любовницы или обиженной демоном женщины, с яйцом между ног. Я ее слишком ненавижу за то, что она бросила моего недомужа в юности, а он до сих пор не может ее забыть. За то, что эта ледь пользовалась его отношением, таскаясь к нему на Большой Уд. За то, что я никогда не стану такой, как эта леди и не смогу заменить ее Златославу. Я могу выучить этикет, и даже применять эти навыки и знания при посторонних. Но я не хочу, да и не могу, сломать себя полностью и всегда быть такой, какой он хочет, похожей на леди Элеонору. Я купчиха, и о чем бы я ни думала, в моей голове всегда крутятся мысли о заработке, о деле.

Вот, кстати, я совсем забыла про свою типографию! А ведь мне надо выпустить первый номер уже завтра утром, раз уж дядька Никамор привез бумагу.

— Тетка Арешка, — я с удивлением смотрела на гору нарезанного хлеба, — мне надо идти. Мне надо завтра выпустить первый номер газеты.

— Иди, — вздохнула тетка Арешка, — чисто мужик ты, Васька. Все о деле, да о деле… иди, неугомонная. Сама справлюсь.