Оберег волхвов

Задумавшись, Клинец не заметил, как рядом с ним словно из-под земли возник маленький юркий человечек и, вытащив из-под плаща письмо, незаметно протянул его Дмитрию. Купцу не надо было смотреть на послание, чтобы догадаться, от кого оно: сладко-терпкий запах, которым была надушена бумага, говорил сам за себя. Дмитрий знал владелицу этих духов очень близко. Молодая и красивая патрицианка, жена старого, больного и, наверное, глупого сановника оценила достоинства и мужественную красоту русича, едва лишь он появился в Константинополе. Встречаясь с ней тайком в каком-то старом доме, Клинец временами презирал сам себя за то, что потребности тела заставляют его предавать собственные чувства.

На этот раз патрицианка назначила свидание днем. Она не была свободна, а потому могла встречаться с любовником, только когда выпадал удобный случай. Дмитрию некстати было терять день, но все-таки он пошел, досадуя в душе на несовершенство человеческой природы.

По дороге Клинец заглянул в дом, где ему была предоставлена комната, которую он делил с Шумилой-Калистратом и Рашидом. Он сообщил им, что вынужден срочно отлучиться, а потому сегодня не сможет заниматься вместе с ними. Новгородец и восточный маг сразу догадались, что причиной отлучки была женщина. Но Калистрат только усмехнулся, а Рашид, пожевав губами, с непонятным выражением лица изрек:

— Что ж, если так требует твоя природа — значит, иначе ты пока не можешь.

«Пока не могу? — раздумывал Дмитрий, шагая по улице. — Неужели старик думает, что я когда-нибудь так увлекусь его учением о борьбе, что смогу пересиливать мужские желания? Или он имел в виду другое? Конечно, ведь старик был рядом, когда я бредил, и знает, что предмет моих истинных желаний для меня недоступен».

Заниматься искусством борьбы Рашид начал с Дмитрием и Калистратом сразу по приезде в Константинополь. Иногда к ним присоединялся и Никифор, но его эти занятия не особенно увлекали. Так случилось, что молодой грек даже поселился отдельно от друзей. Никифору с помощью Тарасия Флегонта удалось отыскать в Константинополе какого-то дальнего родственника, и тот дал ему приют в своем доме. Никифора это жилье устраивало скорее всего потому, что находилось поблизости от дома Флегонта. Не составляло труда заметить, что Никифор теперь предпочитает общество Кассии любому другому. Дмитрий и Калистрат вначале подшучивали над другом, говорите, что он хочет стать завидным женихом и потому хлопочет о должности при дворе. А Никифор, который раньше направо и налево пускал стрелы своего остроумия, теперь молчал и скромно улыбался. Становилось ясным, что вечный насмешник на этот раз сам потерял голову.

Задумавшись об увлечении друга, Клинец только вздохнул: увы, для него самого счастье было не так возможно и достижимо, как для Никифора.

Дмитрий шел мимо дворцов знати, храмов, фонтанов, театров — и снова уже не в первый раз восхищался великолепием города, в котором красота архитектуры сочеталась с прелестью природы.

И все-таки сердце щемило при мысли о Киеве, и память рисовала родной город светлым, широким, прекрасным — прекрасней самого Константинополя. Здесь, в ромейской столице, было тепло, и, хотя часто накрапывал дождь, Дмитрий шел легко одетым, — совсем не так, как пришлось бы одеваться в эту пору на Руси. Но морозная и снежная приднепровская зима казалась ему милее теплой и дождливой византийской.

Население Константинополя было так велико, что его хватило бы на несколько городов. Здесь люди, живущие на разных улицах, не были даже отдаленно наслышаны друг о друге, что первое время казалось непривычным для выходцев из Руси. Значительную часть населения составляли чиновники, крупные землевладельцы, предпочитавшие жить в столице, богатые торговцы и ростовщики, челядь императорского двора. Для всей этой огромной массы людей, которая сама ничего не производила, везли хлеб из Египта, скот из Фракии, вина, фрукты и ткани из Сирии, меха, серебряные и костяные изделия из Руси. Замечательные константинопольские ремесленники славились искусным изготовлением предметов роскоши и обслуживали двор и высшую знать.

Центром всей жизни столицы и империи был императорский дворец. Власть за много веков так устоялась, что породила сложнейший, застывший в своем величии этикет. Все здесь было исполнено внешнего блеска, но под пышным облачением скрывались хитрейшие, замешанные на крови интриги.