Оберег

‘Где ты увидел свет,

Сделай и вдох последний’.

04 12 2018 г.

Па. [с какой-то отчаянной улыбкой и пронзительным взглядом] Нет, Проша, лучше там, где нас нет завсегда. Поляжем мы все, чую. Но помирать, так весело, чтоб там Господь нам улыбнулся.

П. [с надеждой] Но может обойдется все?

Па. Авось, и выведет нелегкая судьбина наша. Кто ж ее знает-то? [покряхтывая по-стариковски, поднимается с лавочки] Ладно, свечерело уж. Пора спать.

Герои уходят.

Часть пятая.

Картина 1.

Городская площадь — место проведения ярмарки. Суета лавочных купцов. Шум покупателей и просто зевак. Каждую совершенную сделку ее участники ознаменуют одобрительными возгласами, крепкими объятиями с троекратным поцелуем. Чувство благодушного веселья придают браговары и бражники. Первые продают хмельные припасы и напитки, вторые их активно употребляют, но в меру, не допьяна напиться, а для веселья. Перебравших окатывают колодезной водой и выдворяют с ярмарки. Но таковых немного, браговары пьяницам не продают, да и сами бражники знают норму. Среди торговых рядов скоморохи в ярких нарядах с не менее ярким гримом призывают людей к товарам. С ними ярмарка продвигается бойко и слажено. Нет давки. Потоки людей распределены справедливо и равномерно среди рядов. С уважением к чаяньям как купцов, так и прохожих. Все идет чинно и своим чередом.

Зазывательная скоморошья.

Подь сюды, частной народ,

Не тушуйся, налетай,

Хошь, те сельдь студеных вод,

Хошь, те круглый каравай,

Да всего здесь завались,

Осетровая икра?

Есть такая. Не скупись.

Мы торгуем до утра.

Припев.

Эх, жизнь полна подарками,

Сменив на пряник кнут.

Проходит шибко ярмарка,

Ведь всяк товар есть тут.

И радугой, ай, яркою

Явился божий люд,

Торгует бойко ярмарка,

И грошики текут.

Подь сюды, народ частной,

Подивись как мы могём.

Вот те, крендель завитой,

Пендель мы не продаем,

Он у нас за просто так,

Только, милый, попроси.

Кто не купит, тот дурак,

Их не любят на Руси.

23 12 2018 г.

На передний план выходят Пантелеевич, Прохор, Василина. Что-то живо обсуждают в веселой непринужденной манере. На лицах улыбки, нет намека на тревогу или панику. Все идет чередом, определенным вековыми устоями бродячей скоморошьей жизни, в которой, при всей своей хаотичности, есть некое постоянство. Кажется, эти яркие люди привыкли ко всем лишениям, и принимают их за благо.

П. [весело соглашаясь с Пантелеевичем] Да, дело говоришь, Пантелеич, жизнь — штука бодрая и веселая, и лучше уж мы будем смеяться над ней, чем она над нами.

В. [поправляя Прохора] Не над ней, а в ней.

П. [недоумевая] А какая разница?

Па. [по-стариковски мудро и объяснительно] Вот гляди в чем корень. Чтоб смеяться над чем-то, надобно знать, что точно выше того, над чем ты хохочешь. Ты выше жизни?

П. Н-н-нет. [почесав затылок, чуть протяжно, в раздумьях] Разве можно быть выше того, чем живешь?

В. Вот то-то и оно. Человек не выше жизни, и смеяться над ней никак не может.

П. Понял. [найдясь, с улыбкой] Но вы гораздо выше церковных и посадских.

В. [немного повысив тон] Да чего же ты нас все повысить-то хочешь? [успокоившись, после выдоха, философски] Все мы люди одинаковы. Души наши одного роста. Есть в них доброе и худое.

Па. [продолжив мысль Василины] Смеемся мы не над людом, упаси Боже, а над пороками его. Смех делает нас чище. Живем мы по правде, потому, что у нас, кроме воли да дороги нет ни рожна.

На площади появляется полчище ратников в полной боевой экипировке с оружием.

П. Вот они пришли от того, кто точно мнит себя выше всех.

Па. Что ж, пойдем поговорим. [чуть обреченно] В последний раз может.

П. [решительно, быстро, в желании помочь] Пантелеич, я знаю их породу, сам из них. Дай я пройму. Пора и мне сказать слово.

Пантелеевич одобрительно кивнул головой и похлопал Прохора по плечу.

Перед скоморохами вырастает шеренга бравых бойцов-молодцов, которые вооружены палицами, мечами, у многих в руках факела. На встречу им выходят скоморохи, они по большей части безоружны, лишь у немногих самодельные дубины, ножи, что продавались у кузнецов, цепы для обмола зерна. Скоморохов значительно меньше — соотношение сил — один к четырем, примерно, но они выходят очень решительные, готовые дать последний бой, пусть и ценой собственной смерти, но заступиться, наконец, за своих близких людей, права, ценности своей гордой бродячей жизни. Бок о бок встал весь балаган — женщины, дети, старики. В глазах даже не злоба, нет, скорее это — ярость. Вся большая и единая ярость за все притеснения и гонения, что претерпело целое огромное сословие людей совершенно русских, не врагов, невинно гонимых духовными и светскими властями, но горячо любимыми и почитаемыми простым народом. И сейчас, восставшие в последний и решительный момент, все как один смотрят на ратников, от их яростных взглядов заметно поробели бравые вояки с противоположенной стороны.