Оберег

П. [неожиданно выйдя из толпы на полосу, разделяющую стороны. По ратникам прошла легкая оторопь] Ну чего, верные други мои — ратники, оторопели-то так? Вы, небось, землицей меня уж присыпали? Одежку с обувкой растащили по своим углам? Место казарменное отдали орлу молодому? а только вот незадача — жив я остался. [подойдя к Василине, приобнимая] Этой маленькой больной скоморошечке я жизнью должен. Полмесяца она не отходила от моей постели, вытаскивала за шкирку с того света. За уши тянула. Поила с ложечки. Ворочила меня — быка полумертвого с боку на бок, чтоб не залежался. Я как полено с глазами лежал, пальцем дернуть не мог. Она вылечила, всеми правдами, не правдами, но смогла. [обратно развернувшись к ратникам] А знаете, что ей помогло в том? [после паузы, взглянув каждому из ратников прямо в глаза] Вера.

Кто-то из толпы дружинников. Да какая там вера, они же нехристи.

П. [быстро подбежав к этому дружиннику, с взглядом, готовым убить на месте.] Нехристи, говоришь? [сунув обидчику под дых, не сильно, но ощутимо, бедолагу аж согнуло] А ну пойдем, посмотрим. [взяв его за шкирку, подведя к Василине] Это она нехристь? [тот только кивнул, боясь сказать вслух, ему же почти рыком] Она нехристь??? [с извинительным, нежным взглядом, очень бережно введя ладонь ей за пазуху, достав ее крестик] Ты видишь??? [так же бережно сняв крест, жестко трясет им перед носом у вояки] Ты крест видишь??? [отвесив ему знатного леща, отпускает того, ко всем ратникам, подняв крест над головой] Вот крест ее, как вера в единого Бога на земле и в небесах. И в сына Его — Иисуса, что страдал на этом кресте. За каждого из нас терпел муки, и за вас, и за этих достойнейших православных христиан. Крест есть у всех скоморохов. [скоморохи потихоньку достают кресты] Он не легче ваших крестов. Попы их бьют, князья их бьют, посадники, бойцы дружин, их бьют все. Как Христа на Голгофе били все, презренно мнив, что их вера сильнее христовой. Как же они все ошибались….

Кто-то из толпы ратников. По спокойному тону и виду заметно, что человек не глупый, при чине и должности. Правда твоя, Проша, вера-то одна, но только что она нам ваша вера-то? С ней ведь к князю-то не пойдешь, а за ослух слова его нам головы в кустах ракитовых искать. Сам же знаешь. У нас приказ, разогнать балаган ваш шутовской к едрени-фени, чтоб и дух ваш больше на земле нашей в помине не явился. То бишь, убить вас всех. И что прикажешь нам делать, коли такая завитулина выходит?

П. [разумно и спокойно] Отчего же не пойдем? Мы с Пантелеичем запросто пойдем, растолкуем князю что к чему и по чем. Права, Пантелеич?

Па. [мудро] Побалакать с умным человеком я завсегда рад. А прибить дело в общим не хитрое, хлоп, и нет никого, будто так оно и было. Но, посуди, атаман. Нас-то вы, спору нет, перебьете, у вас и жилы крепче, и животы набиты, и мечи кованы из булата крепкого да ладного. Но нам — шутам что терять, у нас окромя жизни да воли и нет ни шиша. Тебе ли, атаман, не знать, как опасен зверь загнанный. Так что, не ровен час, а заберем мы с собой к праотцам твоих бойцов-молодцев. Оно пусть и не всех, но не одного. Мы хоть и с вилами да ухватами, но драться умеем, жизнь научила, и будем. А как же? Тут, брат, уже война, не мы так нас, сам внемлешь. Но гоже ли нам — русским православным людям что есть мочи лупить друг дружку-то? Али враги Руси святой и великой перевелись все напрочь?

Атаман. К праотцам поди никому не охота. Шут с вами, идем во дворец. Там пусть княже сам решает, что делать. Хоть и нагорит мне за такое, но прав ты скоморох, мы бойцы, а не убийцы. Идем.

В. [истошно навзрыд, подбегая к Прохору] Нет, Проша, нет. Не пущу, [обнимает того крепко, как только может]

Они вместе выходят на передний план.

П. [чувственно, обнимая Василину, пытаясь успокоить] Ну, ты чего, полно тебе плакать-то, тише, маленькая, тише, Линочка.

В. [сквозь рыдания] Да, они же убьют вас там, это же как силок на зверя. Травят они вас, Прошечка. [начинает быстро целовать лицо Прохора] Мой, мой, не отдам, не пущу…

П. [тоже через поцелуи] Линочка, милая, если мы не пойдем, они убьют нас всех, а так, может, вы уйти успеете, тихо, родная, тихо.

В. [совсем навзрыд] Но как мне без тебя? Я умру без тебя

П. [пытаясь отвлечь, надевает ее крестик, бережно поправив волосы, ласково убрав крестик обратно за пазуху] Князь, хоть и князь, но сердобольный. Авось, отпустит нас с миром. Война на земле его к добру не приведет, буза же будет большая. Ему этого не надо. Вот мы и растолкуем ему.

В. [чуть успокоившись, отчаянно, всхлипывая] Но я люблю тебе.

Василина бросается на Прохора в страстном поцелуе.

Занавес.

Картина 2.