Оберон - 24

Боль в груди у меня растаяла после того, как мне показалось, я побывал в своём, или не совсем своём, детстве, где у меня были братья, сестрёнка, которой никогда не было в моей реальности, да и меня — Кости не было, я, в своей реальности, был Сашей! Были ещё вполне молодыми мама и папа. Я подумал, что смогу ещё побывать там, в том светлом мире, с детскими радостями и обидами, которые можно легко простить, забыть, и снова стать счастливым.

Мы с Катей начали осторожно целоваться, забыв обо всём на свете, на всей планете нас было двое.

Как прекрасна моя Катя! Она просто совершенство! Я наслаждался каждым мигом нахождения с ней, этим божественным чувством взаимной любви!

Разницы я не почувствовал, да и какая мне была разница, когда бушует вулкан чувств?

Только Катя сказала, что теперь мечта всей её жизни такова, чтобы я был её единственным, потому что счастлива она только со мной.

— Целуй меня, Тоничек, я хочу тебя чувствовать всем телом, слиться бы с тобой, навсегда, чтобы ни на миг не расставаться…

Отдохнув, я пошёл в душ. Выйдя оттуда, Кати не обнаружил. Ушла в Родовую камеру?

Надев плавки, решил пройти в спортзал, немного потренироваться.

Сделал несколько подходов к различным тренажёрам, подтянулся на турнике, десять раз, больше стало лень, потом увидел боксёрскую грушу. Поискав, нашёл и перчатки.

— Туф!

— Туф, туф, туф!

Я начал колотить по груше, всё больше распаляясь, уже принимая её за своего неведомого врага, который хочет отнять у меня Катю, того, кто в будущем овладеет её прекрасным телом.

При мысли об этом я закричал, как раненый зверь, начал избивать несчастную грушу ногами и руками, пока не выдохся. Бросив перчатки, сел на маты, подтянув ноги к груди, положил подбородок на колени, и задумался.

Что мне делать? Смириться? Самый лучший выход, потому что, если не пускать Катю в Миры, она сойдёт с ума от требования организма. Я не в силах заменить ей генный дефицит, который Катя будет испытывать через некоторое время. Программа запущена. Как сказал доктор Натаниэль, на уровне ЦНС, её не обойти.

Есть ещё один выход, но это надо оставить на крайний случай. Сэппуку будем делать вместе, если выбора не будет.

Я почувствовал на спине ласковое прикосновение мягкой ладони. Катя села рядом, начала гладить мою спину.

— Какой ты худенький, Тоник, все позвонки снаружи, лопатки торчат, как крылышки. Как ты только побеждаешь таких здоровенных мужиков?! — я пожал своими острыми плечами:

— Может, там гравитация слабее? Я слышал, за тысячи лет на Землю выпадает миллиарды тонн космической пыли. А чем массивнее тело, тем гравитация мощнее, значит, и жители такой планеты сильнее…

— Ты сейчас об этом думал? — Катя взяла мою голову, положила себе на мягкую грудь, потёрлась о мои короткие волосы щекой.

— Нет, Катюш, не об этом я думал. Ты знаешь, о чём я думаю всё время.

— Тоник, не надо растравлять себе и мне душу. — Катя помолчала:

— Нам, наверно, нельзя влюбляться. Как только тебя угораздило попасть именно в это тело? А, Саша?

Катя назвала меня полузабытым именем, я даже не сразу отреагировал на него.

— Катя, я даже не знаю, хотел бы я другой участи, или нет. Когда я с тобой, схожу с ума от любви, когда ты с кем-то другим, схожу с ума от ревности. Но, даже сходя с ума от дикой ревности, я чувствую противоестественное наслаждение, как мазохист. Я, наверно, счастлив, что оказался здесь. Прости, что я не лучше прежнего Тоника. Что тот идиот, что этот…

— Тоник… Саша. Ты самый лучший идиот в мире, мой любимый, только не сделай непоправимое, хорошо? Я тоже не смогу без тебя жить, а смогу ли тебя вернуть, как это сделал ты со мной, я не знаю, наверно, вероятность такого ничтожно мала, Сашенька.

— Зови меня Тоником, я привык, пусть то имя останется с тем телом, — глухо сказал я, наслаждаясь теплом и мягкостью Катиной груди.

— Я назову ребёнка Сашенькой! — сказала Катя, — Всё равно, будет это мальчик или девочка. Ты будешь папой! А я мамой.

— Надо будет тебя заставить самой выносить и родить, — сказал я, — тогда ты узнаешь, что такое настоящее материнство. Это ведь будет твоя частичка, она будет питаться тобой, потом ты будешь кормить её своим молоком, вот из этой прелестной грудки, будешь испытывать огромное счастье, каждый раз, взяв родное дитя на руки.

— Ты так рассказываешь, как будто прошёл через это, — прошептала Катя мне на ухо.

— Счастье отцовства сродни материнскому, Катюша, поверь мне.

— Когда получим вольную, обязательно так сделаем.

— Когда мы её получим? Какой нам определили срок? По количеству, или по времени?

— Девять месяцев, до полного созревания и развития нашего плода.

— Сколько уже прошло? Несколько часов? Или уже день? Прости, я спал.

— Тоничек, мы выдержим, милый мой, родненький. Надо бы и о людях подумать, они законсервированы там, понимаешь? Их жизнь течёт по кругу, только они не понимают этого. Живут вечно, сотни раз проживая одно и то же!

— Как же наше с тобой появление? Ничего не нарушило? Мы же не будем постоянно к ним входить?

— Этот случай просто сотрётся, как ненужный, со временем.

— Мы там всё равно ничего не изменим.