Читаем Обесчещенная полностью

Однако меня охватило беспокойство. Это не отец выбрал мне мужа, а мой дядя. И я спрашивала себя, почему он выдает меня замуж за этого человека. Почему решил отдать ему свою племянницу? Лицо у него было довольно приятное, но я его совсем не знала, и он был хромой!

Насим спросила меня, нравился ли он мне, несмотря ни на что. Я не привыкла отвечать на подобные вопросы, но она, смеясь, настаивала.

— Не слишком. Если бы я могла сказать «нет», я бы так и сделала.

Я ничего не знала о нем, кроме того что его родители уже умерли. И что он пришел к нам в дом со своим старшим братом. Как только назначили дату свадьбы, я автоматически стала невестой. И на меня посыпались советы всех женщин, традиционно и неизменно одни и те же.

— Ты уйдешь к мужу, постарайся не посрамить чести своих родителей, своей семьи.

— Делай все, что он тебя просит. Уважай его семью...

— Ты являешься его честью и честью его семьи, уважай их...

Матери не рассказывали нам ни о чем. Предполагалось, что мы и так знаем, что происходит во время брака. Меня не страшила мысль о подчинении мужу, ведь так вели себя все женщины в Пакистане. Это загадка, почему замужние женщины не делятся своим опытом с девушками. А мы не имеем права задавать вопросы. Во всяком случае, выйти замуж, наплодить детей — обычное дело. Я видела, как женщины рожают, я знаю все, что должна знать. В других странах говорят о любви, о ней поют в песнях, но это не для меня. Однажды я видела фильм по телевизору моего дяди — очень красивая женщина, сильно накрашенная, заламывала руки и тянулась к мужчине, заставлявшему ее плакать. Я не понимала, что она говорила на урду, но мне показалось, что она уж слишком выставлялась напоказ.

У нас все было очень просто, все заранее известно. Мои родители занимались приданым, в течение нескольких лет мать понемногу откладывала разные мелочи: украшение, белье, одежду. Мебель изготовили в последний момент. Для меня отец заказал кровать. В день свадьбы, согласно традиции, я надела наряд, купленный мне женихом. Я не могла одеться по-другому. У нас наряд невесты — красный. Это очень символично и очень важно. Перед церемонией невеста должна заплести волосы в две косы, и за неделю до свадьбы женщины из семьи жениха приходят, чтобы их расплести, и приносят ей еды на целую неделю. Хотя я не знала, чему служит этот двойной ритуал, я делала как все. И в день моей свадьбы волосы у меня были волнистые.

Затем наступил день мехнди, черед красить хной ладони и ступни. Женщины из моей будущей семьи сами наложили мне хну. После этого душ и одевание. Шальвары, длинная туника, большая шаль — все красное. Для этого случая я надела паранджу. Я уже надевала ее, чтобы выходить из дома и идти навещать родственников, я привыкла. Иногда я выходила из дома в парандже, но, отойдя подальше, снимала ее и шла с открытым лицом. Однако, если замечала кого-то из родственников, я ее снова надевала из уважения к ним. Она не мешает видеть, потому что отверстия для глаз гораздо больше, чем, к примеру, у паранджи, которую носят в Афганистане. Конечно, это не очень удобно, но здесь ее носят только до свадьбы. Выйдя замуж, большинство женщин от нее отказывается.

Мой дед со стороны матери, у которого было несколько жен, всегда говорил:

— Ни одна из моих жен не носила чадру. Если она хочет ее носить, это ее право, но тогда надо, чтобы она ее носила до конца своих дней.

Обычно имам заключает союз в день мехнди, но иногда и в день свадьбы. У меня это был день мехнди. Когда имам спросил меня, согласна ли я взять в мужья мужчину, который находился тут же, я была под таким впечатлением, что не смогла ответить. Не могла вымолвить ни слова. Но имам повторил вопрос.

— Ну, так что? Отвечай, отвечай!

Женщины наклонили мою голову в знак того, что я говорю «да», и добавили:

— Она очень скромная, но она говорит «да», все в порядке.

После трапезы с рисом и мясом, в течение которой я не проглотила ни кусочка, надо было дождаться прибытия семьи мужа, чтобы отвезти меня. Тем временем были исполнены еще кое-какие ритуалы.

Надо было, чтобы мой старший брат вылил мне на голову немного масла и надел на руку браслет из расшитой ткани. Одна из женщин держала кастрюльку с маслом, а брат должен был дать ей монетку, потому что она обслужила его первым. Затем все члены семьи по очереди опускали пальцы в кастрюльку и мазали мне голову маслом.

Теперь муж мог войти в дом. Я с ним еще не встречалась, и он не видел под паранджой моего лица. Я ждала, сидя в окружении сестер и кузин. Им надлежало всячески мешать ему войти, пока он не даст им денежную купюру. Как только они получили деньги, муж мог войти в дверь. Он сел рядом со мной, и мои сестры поднесли ему на подносе стакан молока. Он выпил, поставил пустой стакан и опустил в него еще купюру. Затем продолжился ритуал с маслом, на этот раз несколько видоизмененный. Женщина, державшая кастрюльку, намачивала куски хлопковой ваты в масле и бросала их в лицо жениху со словами:

— Вот тебе цветочки!

Перейти на страницу:

Все книги серии Документ

Белая масаи
Белая масаи

История, рассказанная Коринной Хофманн, – это не просто история любви. Это очень откровенный, правдивый и полный глубокого чувства рассказ о том, как белая женщина отказалась от тех благ, что дарует современному человеку европейская цивилизация, ради любви к темнокожему воину масаи.Те четыре года, которые уроженка благословенной Швейцарии провела рядом со своим мужчиной в кенийской деревне, расположенной в африканской пустыне, стали для героини ее личным адом и ее раем, где в единое целое переплелись безграничная любовь и ожесточенная борьба за выживание, захватывающее приключение и бесконечное существование на грани физических и духовных сил. И главное, это была борьба, в которой Коринна Хофманн одержала оглушительную победу.Книга переведена на все европейские языки и издана общим тиражом 4 миллиона экземпляров.По книге снят фильм, который триумфально прошел по всей Западной Европе.

Коринна Хофманн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза