Обещай мне чудо

– Восхитительная парочка, – бросил фон Меклен. Он скрестил свои обтянутые сапогами лодыжки и бросил на нее взгляд из-под полуприкрытых ресниц. – Скоро у нас будет большой выбор… удовольствий.

Она вздохнула:

– Опять скоро. Не только я размякла во время этого проклятого мира.

Она искоса посмотрела на него, рассматривая его высокую крепкую фигуру. Они стали любовниками более трех с половиной лет назад, познакомившись на роскошных похоронах его жены, и за эти годы Гизела хорошо усвоила, на что он способен. Чуть заметная улыбка приподняла уголки ее губ. Она даже обнаружила у него такие «способности», о которых он и не подозревал.

Ноздри ее расширились от чувственных воспоминаний. Лучше всего было сразу же после битвы. Прошлый май, битва при Зусмарсе… сотни тысяч имперских солдат погибли. Его собственные полки уничтожены, но фон Меклен все же пришел к ней. Даже сейчас она, казалось, слышала тяжелый стук его сапог по деревянному полу купеческого дома, где они встретились.

Стук был все громче и громче по мере того, как он приближался, одежда его была разорвана и перепачкана кровью – чужой кровью. От него пахло порохом. На лице отражалась борьба между жаждой крови и вожделением. Он подходил все ближе и ближе. Одной рукой он разорвал ее одежду от выреза до подола, прижал ее к стене и вошел в нее одним толчком, а к тому времени, когда они закончили, кровь была их собственной так же, как и их исступление.

Сейчас фон Меклен вытащил из-за голенища нож и принялся вонзать его в землю. То была его постоянная привычка, когда он пускался в размышления о своих интригах, касающихся политических событий. Если же он обдумывал планы, связанные со своими плотскими наслаждениями, то играл золотой английской монетой, которую однажды извлек из руки мертвеца. Он как-то назвал ее «ангелом», и это название позабавило его. Гизела видела, как согнулась его обтянутая перчаткой рука, когда он схватил нож за рукоятку и вытащил его из земли. Ее тело по-прежнему хотело его, хотело того, что только он мог дать ей. Лезвие вонзилось глубоко в землю. У нее возник свой собственный замысел, питаемый чувством неутолимого голода.

Она снова перекатилась на живот и оперлась на локти. В результате такого маневра она приблизилась к нему.

– Я сказала, – снова начала она, – что этот мир заставил нас обоих размякнуть.

Единственным ответом на ее слова был звук стали, вонзающейся в землю.

– Размякли, Бат. До такой степени размякли, что фон Леве проскользнул у тебя между пальцев.

Лезвие замерло. Он медленно поднял на нее глаза. Они были холодными, голубыми, словно застывшее озеро. По телу ее пробежала дрожь ожидания.

– Так он и поступил, Гизела, – голос его прозвучал тихо, спокойно и угрожающе.

Она надула губы и бросила на него взгляд, полный нетерпения.

– Вот чего мы ждем, не так ли? Ты не выступишь против отца до тех пор, пока не разделаешься с этим светловолосым негодяем. Почему бы просто не послать пару отрядов в долину Карабас и не убить его? Это всего лишь двухдневный переход к югу. Ты сказал, что он может стать препятствием в осуществлении твоих планов, так как слишком много знает.

Он склонился к ней, и лезвие ножа впилось в землю в дюйме от ее руки.

– Какой великий повелитель поверит лжи ничтожного полковника? Мои родственные связи остаются в безопасности. – Нож вонзился в землю еще ближе. – Я сам позволил фон Леве бежать в долину Карабас. Раз мне известно, куда направляется моя жертва, то, без сомнения, я смогу одновременно отомстить моему отцу и этому предателю фон Леве.

– Да-а-а, – протянула она, одержимая вожделением, – но как?

Дыхание ее участилось, кровь пульсировала, вся ее похоть устремилась к Бату.

– Полковник Александр Леве умрет от моей руки. – Он бросил взгляд на тушу убитого оленя, лежавшего футах в двадцати от него. – Или будет растерзан моими псами. – Лезвие впилось в землю между ее расставленными пальцами. – Когда мои войска войдут в долину Карабас, они сотрут с лица земли все, что попадется им на пути. Все, моя кровожадная шлюха. Не останется ни одного несрубленного дерева, ни одного неразрушенного колодца, ни одного несожженного моста.

Она облизала губы.

– Восхитительно, – хрипло простонала она. – Зачем уничтожать всю долину, когда тебе нужно убить одного человека?

Легким ударом ножа он перерезал верхние тесемки ее корсажа.

– Когда мне было семь лет, мой отец подарил матери замок Меклен, стоящий высоко на утесе, с которого открывался вид на Рейн. Он был жемчужиной, Гизела, одной из величайших крепостей на реке.

Неожиданно он переместился и схватил ее за подбородок. Она с усилием приняла полусидячее положение.

– Но это было подачка, Гизела. – Его пальцы сжали ее челюсть. – Подачка моей матери, потому что женщина, которую он любил, только что родила ему дочь. Дочь-ублюдка.

Глаза его остекленели, дыхание с шумом вырывалось из ноздрей.

– У тебя есть сестра? – Гизела прижала руку к его лицу и поскоблила ногтем по щеке. – Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть сестра.

В его глазах пробудилась жизнь.