Обещай мне эту ночь

Самое подходящее место для улаживания юридических вопросов. Но при одной лишь мысли об этой комнате Джеймсу становилось не по себе. Сердце его глухо колотилось в груди, когда он отворял тяжелую дубовую дверь, и каждый мускул в его теле напрягся, изготовившись к битве. Все горькие, ужасные воспоминания о том дне, когда он впервые прибыл в Шеффилд-Парк, вновь нахлынули на него.

Даже по истечении стольких лет он помнился ему как самый худший день его жизни. Хуже даже, чем тот, когда он стоял рядом с отцом и наблюдал, как его мать и крошечную сестренку опускают в могилу. Хуже даже дня похорон его отца, состоявшихся всего через несколько месяцев после похорон матери. Хуже даже тех нескольких жутких дней пути по морю из Ирландии в Англию, когда его почти непрерывно рвало, если не от качки на бурных волнах, то от тревоги и страха из-за того, что он покидал все, что до сих пор знал и любил. Он прибыл в Шеффилд, испытывая беспокойство и одновременно возбуждение; внутренности его скрутило тугим узлом, который затягивался все туже, по мере того как впереди вырастала величественная громада графского дома.

Огромное здание из золотисто-желтого камня надменно возвышалось над местностью. Широкий зеркальный пруд, по размерам приближавшийся к небольшому озеру, простирался во всю длину главного фасада, под стать грандиозному сооружению. На расстоянии дом выглядел устрашающе. Вблизи его размеры ошеломляли. Джеймс посмотрел вверх, стараясь заглянуть выше, еще выше, — светло-желтая каменная громадина все продолжала тянуться в вышину, словно подпирала собой небесный свод.

Миссис Фицпатрик, вызвавшаяся сопровождать его в поездке, была так же поражена.

— Какой прекрасный большой дом! — Она ласково улыбнулась ему. — Подумать только, однажды наступит день, и вы станете хозяином всего этого, и Джеймс ощутил необыкновенную гордость и возбуждение. Наконец-то он увидится со своим дедушкой! Отец его не часто говорил о графе и всегда без особого восторга, но это был дед Джеймса, и это он распорядился, чтобы мальчик приехал жить с ним. На самом деле он потребовал, чтобы его внука немедленно прислали к нему, а уж он сам позаботится о дальнейшей судьбе будущего английского графа.

Узнав о том, что его дедушка хочет его видеть, что он заботится о нем, Джеймс почувствовал, как в сердце у него вспыхнула светлая искорка. На протяжении всего долгого путешествия он лелеял ее, раздувая в ровное пламя надежду, которая помогала ему устоять против нависшей над ним тьмы.

Легкое покашливание мгновенно вернуло Джеймса к действительности, и он осознал, что мистер Палмер поднялся и, один лишь Бог знает, как долго, протягивает ему руку.

— Извините меня, мистер Палмер. — Джеймс пожал поверенному руку. — Эта комната хранит столько воспоминаний…

— Не надо ничего говорить, милорд. Возвращение в Шеффилд-Парк так скоро после кончины вашего деда…

— Джеймс! — Широкая ладонь сжала его плечо, и прежде чем он успел узнать голос, Оливер Уэстон сжал его в крепких теплых объятиях.

— Ну как ты, парень? — мягко спросил лорд Уэстон, внимательно глядя на Джеймса.

Джеймс пожал плечами, искренне молясь, чтобы глаза не были на самом деле окном в душу, потому что в противном случае он будет разоблачен, и все его темные желания к Изабелле, скрытые там, станут известны.

Джеймс уже собирался спросить, зачем пришел лорд Уэстон, ведь он давно уже вышел из возраста, когда нуждаются в опекунах, как вдруг заметил еще одного посетителя, и у него перехватило дыхание. Словно он вызвал ее своими мыслями, Изабелла поднялась с кушетки и присела в низком реверансе.

— Милорд!..

— Мисс Уэстон. — Джеймс поклонился и судорожно сглотнул.

Господи! Даже в его мечтах она не была так прекрасна. Он надеялся — Боже, как он надеялся! — что если снова ее увидит, когда снова ее увидит, это страстное навязчивое желание исчезнет. Напротив, оно стало вдвое сильнее. Вожделение охватило его, раздирая жадными когтями его внутренности, возбуждая плоть… и Джеймс благоразумно поспешил усесться за массивный письменный стол деда.

Это охладило его пыл. Нужно только взять листок бумаги в руки, и сцена уже готова для той, первой встречи.

Джеймс помнил, что ему показалось странным, почему дед не поднялся ему навстречу, чтобы приветствовать его, когда он вошел в комнату. Он подумал, возможно, у графа подагра. Джеймс не знал точно, что это такое, но в Ирландии у них был сосед, который всегда оставался сидеть, ссылаясь на то, что у него разыгралась подагра, когда в комнату входили дамы.

Хотя Джеймсу были видны только торс и голова деда, непохоже было, что тот страдает от какого-либо заболевания, будь то подагра или что-нибудь другое. Для мужчины тогда на шестом десятке лет седовласый граф выглядел вполне здоровым. С его узким костлявым лицом дед напоминал хищную птицу, главным образом из-за огромного, похожего на клюв носа. Тонкие бледные губы, выражая неодобрение, постоянно были сжаты в жесткую линию.