Обещай мне эту ночь

Лучезарная. Вот единственное слово, способное достойно ее описать. Она излучала радость, радость жизни, то, что было отнято у него в очень раннем возрасте. Страшась снова пережить боль, Джеймс старательно гнал от себя всякие чувства, тем более радость жизни и ее высшее проявление — любовь. Но вблизи Изабеллы это было крайне затруднительно. Ее солнечная жизнерадостность и жизнестойкость неудержимо влекли его, притягивали с неимоверной силой. Она рождала в его душе призрачные картины того, какой могла бы стать его жизнь, если бы он снова позволил себе дать волю чувствам, а ее улыбка смягчала боль от прошлого, и он почти забывал почему стал таким, какой есть.

Именно поэтому он и должен держаться подальше от нее, чтобы она не завладела его сердцем. У нее хватит на это сил. А потом, если ему придется ее потерять… Он просто не сможет этого пережить. Его отец достаточно ясно доказал это. Но Джеймс не собирался кончить так, как его отец. Он не допустит, чтобы его благополучие и счастье зависели от другого человека. Как бы она ни искушал его…

Джеймс старательно гнал от себя мысли об Изабелле, потому что они доводили его до безумия (и бесконтрольного поглощения виски). Нет, сейчас ему необходимо заняться курьером. Но как же печален день, когда даже полное ненависти послание от единственного живого родственника он встречает с радостью, как способ отвлечься!

Джеймс нашел курьера в холле при входе. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, но трудно было сказать, объяснялось ли это характером его миссии или присутствием детей, пристально изучавших его. Он не был знаком Джеймсу в отличие от его предшественников, но этому не стоило удивляться, если учесть, что большую часть прислуги Шеффилд-Парка следовало отправить на пенсию по меньшей мере десяток лет назад.

Вряд ли можно было ожидать от слуги, с трудом передвигавшегося вверх и вниз по лестнице, что он осилит шесть сотен миль от Эссекса до графства Керри и обратно. По правде говоря, это путешествие было достаточно рискованным предприятием для любого. Переправа из Холихеда на пакетботе трудна даже в лучшие времена, а затем, если удавалось благополучно добраться до Дублина, путника настигала волна антибританских настроений, которые, если верить газетам, с каждым днем проявлялись все яростнее.

Джеймс отметил измученный вид курьера, и ему стало жаль беднягу.

— Дети, — строго произнес он и дождался, пока все молча уставились на него. — Я собираюсь отвести нашего гостя в кабинет. Пожалуйста, верните ему все ценные вещи, которые вы у него позаимствовали.

Посланец удивленно взглянул на него, но затем изумился еще больше, когда дети, один за другим, громко жалуясь и ворча, протянули ему его часы, кошелек, носовой платок и еще кучу разных мелких предметов. Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но ему удалось сохранить строгое выражение на лице.

— Я уже говорил вам бесчисленное количество раз, что подобные неучтивые и преступные действия в Белмор-Холле недопустимы.

— Да, милорд, — хором ответили ребятишки, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние.

Джеймс громко вздохнул и возвел глаза вверх, вызвав смех у детей помладше, по крайней мере у тех, кто пробыл в Белморе достаточно долго, чтобы уже не бояться быть наказанным или выдворенным из приюта.

— Ну хорошо, а теперь марш отсюда! — Джеймс взмахнул ладонями, словно разгоняя птиц. — Без сомнения, миссис Фиц следует больше загружать вас поручениями по хозяйству и домашними уроками, раз уж ваши головы и руки недостаточно заняты, чтобы держаться подальше от чужих карманов.

Дети быстро разошлись, и Джеймс отвел посланца в кабинет.

— Прошу извинить их недостойное поведение, — сказал он, закрывая дверь. — Видимо, от привычки воровать трудно избавиться. — Он сокрушенно покачал головой. — Ну, так какие же неотложные новости привели вас сюда? Какую еще невероятную сказку мой дед послал вас передать?

Посланец неловко поежился.

— Ну, полно, уверен, что граф дал вам послание для меня. Не стоит опасаться, что я вас пристрелю. Все остальные курьеры благополучно покинули Белмор целыми и невредимыми. Уверяю вас, я давно привык к его напыщенным тирадам.

— Милорд, наверное, будет лучше, если вы просто прочтете это, — сказал курьер, вытащил письмо из внутреннего кармана сюртука и протянул его Джеймсу.

Джеймс жестом предложил посланцу сесть и сам сел напротив. Он по опыту знал, что все напитанное его дедом лучше читать сидя. Взяв со стола нож для вскрытия писем, он сунул его под восковую печать и остановился.

Это была не печать его деда; она принадлежала лорду Уэстону.