Обещай себе жить без драм

Они как-то так просто сошлись, что поверилось – все получится: и забыть о прошлой зависимости, и устроить хорошую личную жизнь наконец-то. Ну, как минимум понятную, без лишних сложностей. Такую, где тебя не осекают взглядом, стоит только руку протянуть не вовремя. Тогда еще подумал, что вот она – прекрасная будущая жена: мозг не канифолит, всегда рада ему, слушает так, будто он откровения божественной истины несет в мир, и сама не дура. Как там было: “Когда слушают, открыв рот, это приятно. Два дня. Потом хочется сказать: “Закрой, дура, рот, я все сказал!” Его два дня наслаждения собственной неповторимостью в глазах очаровательной женщины закончились. И раздражение сдерживать было все труднее. А конкретно сейчас Даню бесила и женщина, которая крутится по квартире, и женщина, которая осталась на работе. Обе ничего не понимали в его проблемах и трудностях.

Может же что-нибудь произойти на площадке, что ему позвонят и попросят срочно приехать? Пусть Маринка все точки съемок решит изменить, облажается его сменщик непоправимо и нужна будет срочная пересъемка или еще что-нибудь? Нет! Пусть ей срочно надо будет уехать, чтобы Сереге понадобился помощник. Прямо сейчас. На неделю. А он на смену! Господи, какой бред! О чем только думает? Взрослый мужик, а как дошколенок ищет какие-то предлоги, чтобы сбежать от злой училки… Да и куда бежать? Там, куда душа зовет, его встретит точно такая же недобрая… кто-то. Любимая, но недобрая. Нежалеющая. Зачем он вообще любит эту безжалостную женщину?

Шмелев понял, что сейчас по новому кругу зайдет на очередной виток одних и тех же мыслей. Выбрался из постели и пошел в душ. Из душа напрямую к шкафу с одеждой. И на выход. Вот уже и дом – не дом, а место, откуда бежишь. Права. Во всем права Маринка. Нельзя так жить. Нужно сказать все. Объясниться. Но не сегодня. Не по-человечески это: трахаться, а потом рвать отношения.

– А ты куда собрался на ночь глядя?– теперь без отчета и не уйти из дома!

– Поехал на точку,– чувствует, что глаза бегают, как у двоечника, которому велели показать дневник.

Девушка так молчит в спину, что он сейчас оглохнет. И начинает оправдываться, хотя его пока никто ни о чем не спросил.

– Смена умудрилась запороть завтрашний эфир! Марина рвет и мечет. Того и гляди, убивать начнет!

– И что ночью можно исправить по дневному эфиру?– логично. Поймала!

– Откуда мне знать? Она режиссер. Придумает что-нибудь,– натягивает свежую футболку и идет обуваться.

– Чувствую себя любовницей чужого мужа: ко мне приходят перепихнуться и бегут домой, к законной!– девушка читает монолог ему в спину.– Только я раньше думала, что законная – я!

– Ну, конечно, ты! Самая законная!– И вот на что он злится? Она права!

Сейчас вернется в локацию, а там – “законная”. Даже при том, что той “законной” совсем не надо этой законности. И тоже придется избегать вопросов, пусть и немых. Еще хуже. Теперь вот и туда не очень хочется.

До базы меньше часа дороги. Если повезет с пробками – часа два, но ему не очень везет сегодня. С самого утра. Сначала не мог придумать себе никакого дела в Подмосковье, чтобы не уезжать. Бродил бессмысленно по коридорам, пока в полдень не наткнулся на Марину.

Она лишь обожгла его коротким взглядом и дернула то ли в улыбке, то ли в сдерживаемом слове уголком губ. Ему послышалось в этом движении: “трус”. Он и был трусом. И тут же решил не быть. Поехал домой. Разговаривать по завету главной женщины своей жизни. И что в итоге?

Зашел в квартиру, а девушка вся в ожидании. Молнию на брюках ему расстегнула быстрее, чем двери закрыла. Ну и… Все произошло так, как и происходит у молодых мужиков после чуть ли не месячного воздержания.

Не задался день, в общем. Совсем не задался. Ничего не сделал, ничего не прояснил, ни для себя, ни для других, а вымотался так, будто мир спасал. Спать хочется.

По правую руку мелькнула вывеска какого-то придорожного отеля, читай, перевалочный пункт для дальнобоев и проституток. Но сил не осталось совсем, хоть между шлюхами и их клиентами, а только больше ничего не делать, ни с кем не говорить, ни в чьи глаза не смотреть.

Снял номер и упал на кровать. Где-то между домом и работой. Между любимой и любящей. Между безразличной и заинтересованной. Между той, которая пресмыкается, и той, которая презирает. Ну, или будет презирать, как только увидит его и все поймет. Соврать что ли? Временная передышка. В общем, завис между Содомом и Гоморрой. И ни туда, ни сюда нет характера двинуться.

В конце концов, кто она ему? Какое вообще у его начальницы есть право ждать от него разговоров с девушкой и как-то определяться? Что теперь ради этого сезона все положить на гильотину и терпеть? Их девчонки временами морят себя голодом и истязают всяческими экзерсисами, но то хоть ради победы и славы, да и будущего. А он-то ради чего прыгает выше собственной головы? Ради прекрасных глаз? Дала бы ему хоть какую-нибудь надежду!