Обещаю, больно не будет (СИ)

От зависти!

И тоски!

Потому что мне тоже хотелось, чтобы ко мне пришли. Насовсем!

Вот только, кажется, Вероника Истомина родилась на этот свет с каким-то внутренним дефектом, таким ужасным и противоестественным, что даже родная мать не смогла проникнуться к ней хоть сколько-нибудь тёплым чувством. И теперь она была одна, совершенно одна. Никому не нужная. Никому, кроме себя самой в этом огромном мире, где каждый хочет любви, но, увы, по-настоящему умеет лишь ненавидеть.

Вздрогнула. Отёрла с пылающих щёк солёную влагу и посмотрела на телефон, который вдруг завопил на моём рабочем столе. Глянула — номер незнакомый. Брать не стала. А вдруг это опять Янковские или Мирзоевы мне денег хотят всучить?

Вот только аноним всё никак не успокаивался и продолжал снова и снова маниакально набирать мой номер.

«А вдруг это он?» — промелькнуло у меня в голове шальной пулей. И я тут же приняла вызов, считая себя беспросветной идиоткой.

— Алло?

— Вера? — я едва ли узнала этот голос. Низкий, осипший, сухой и покрытый толстым слоем пепла. А ещё пьяный. В умат.

Я не слышала его три с половиной года и искренне верила, что так и будет по меньшей мире навсегда.

— Говори.

— Бабушка умерла.

— М-м, — прислушиваюсь к себе, но внутри у меня вакуум. Ничего не дрогнуло. Был человек, нет его — какая мне разница, если он мне совершенно чужой?

— Три месяца тому назад.

— Спасибо, что наконец-то сообщила.

— Не за что.

Молчание длиною в тысячи световых лет режет меня по давно затянувшимся ранам. Перед мысленным взором пролетают товарняком болезненные воспоминания моего прошлого, где я была обузой и девочкой для битья. Я всё помню. Я ничего не забыла. Я научилась отвечать взаимностью.

— Ну, как жизнь твоя, дочка? — мать успевает спросить это, прежде чем я положила трубку.

— Хорошо.

— Вот как? А что же ты тогда не звонишь маме, не благодаришь её за ту хорошую жизнь, что она тебе подарила, Вера? Ты должна...

На этом моменте меня взрывает. Просто разносит в щепки! Бам — и всё — в мясо! А вокруг полыхают пожары…

— Должна? — рычу я.

— Да, я твоя мать, я пожертвовала ради тебя всем! И ты теперь должна мне! Мне нужны деньги, Вера! Ты обязана помогать мне!

— Заткнись! — рубанула я.

— Что?

— Что слышала! Я ничего тебе не должна. И уж тем более ни к чему не обязана. Это ты трахалась без защиты с женатыми мужиками! Это ты меня зачала, а потом решила не избавляться и позволить мне родиться. Это только твоя ошибка! Твоё решение! Твоя вина, что ты просрала собственную жизнь! И я не появилась на этот свет, чтобы ты меня ненавидела. Ясно тебе? Я не для того родилась, чтобы исполнять твои желания и прислуживать тебе. Я не твоя собственность!

— Да как ты смеешь? Я твоя мать!

— Ты лишь биоматериал. Мамы любят, а не используют.

— Бесстыжая! Неблагодарная!

— Что посеешь, то и пожнёшь. Ты сеяла только ненависть, вот и собирай урожай.

— Я подам на алименты!

— Удачи!

— Тварь...

Я не дослушала эту словесную диарею. Скинула звонок. И заблокировала номер. Выдохнула.

Тело запоздало затрясло. Слёзы вновь покатились из глаз. Так обидно стало.

— Время обещало, что с ним больно не будет. Обмануло. Как и все...

Глава 39 – Ожоги

Вероника

«Я останусь у Феди. Не теряй меня».

«Ок».

«Я люблю тебя, Вероника».

«И я тоже люблю тебя, Марта».

Сюр.

Если бы кто-то сказал мне три с половиной года назад, что я полюблю своего злейшего врага, как родную сестру, то ужаснулась бы и покрутила пальцем у виска. А теперь вот. Максимовская — единственный человек на этой планете, которая отвечает взаимностью на мои чувства.

Вот только сейчас она перешла на новый уровень, тогда как я сама осталась позади. В мире одиночек, которые никому не нужны. Мне было грустно, но в то же время я невероятно была счастлива за подругу и то, что жестокая судьба нажралась её горем и решила наконец-то оставить в покое. Подарить шанс на счастье.

По квартире слонялась тенью. Давно уж ночь на дворе. В окнах горела бессонница кипящего города, а я с ним на одной волне. Пила очередную чашку пустого чая на кухне без света, наблюдая бездумно за игрой теней на стене. И грустила бесконечно, не зная, куда себя деть в этой стылой, пустой жизни, бегущей в никуда.

Басов уехал, а меня будто бы поставили на паузу. И в этой безумной точке невозврата мне оставалось лишь бесконечно барахтаться и задыхаться, не в силах что-либо изменить.

Заснула только в лучах рассветного солнца и то лишь под тихое бормотание телевизора. С ним меня не глушило осознание своей ненужности, не размазывало одиночество, не скручивало в морские узлы от воспоминаний прошлого, такого прогорклого и уродливого, что вновь захотелось расклеиться и поплакать.

А толку-то?