Обещаю тебя не любить

– Ром… – мне внезапно расхотелось смеяться, стоило лишь подумать об измучившем его прошлом. О том, что тянулось до сих пор, не желая отпускать. – Я знаю, что тебе больно говорить об этом. Но ты не виноват. В том, что случилось с твоей сестрой, – не виноват. Я говорила уже и снова повторю, много-много раз, пока ты не поверишь: это была жуткая случайность. Перестань себя казнить.

Он теснее прижал меня к себе.

– Не уверен, что смогу это сделать, Марин. Все время думаю, представляю, что было бы…

– Не надо, – я опустила кончики пальцев на его рот, заставляя замолчать. Все снова повторялось, будто двигаясь по кругу. И хотя какие-то улучшения все-таки были, и теперь он не отталкивал меня, считая, что не имеет права на любовь, это бесконечное самоедство пора было прекращать. – Давай съездим туда. К ней, – я поднялась на кровати, сама изумляясь внезапно пришедшей в голову мысли. Но тут же поняла, что так будет правильно. Может, не сразу и точно не безболезненно, но мы все равно найдем решение. Главное, чтобы он не отказался.

Роман сел рядом, уставившись в одну точку перед собой.

– Зачем? Станет только хуже. Да и тебе нечего там делать. Не хочу, чтобы ты видела меня…

Он умолк, не договорив, но я и так знала, какие мысли кипят сейчас в его голове.

– Слабым? Потерянным? Придавленным чувством вины? – вдруг вспомнила наше знакомство, когда сильный, здоровый мужчина напился до такой степени, что перестал контролировать себя. Можно было и не спрашивать, чтобы понять, что для того срыва были причины. Наверняка какая-то памятная дата, связанная с сестрой. А у него снова не нашлось сил выстоять. И рядом не было никого, кто мог бы поддержать.

– Ром, я не буду любить тебя меньше из-за того, что ты оказался далеко не идеальным. Из-за того, что есть то, чего ты стыдишься. И все твои слабости, все ошибки готова принять. Только не отталкивай меня, не закрывайся в своей раковине! Мне не нужен безупречный мужчина. Мне нужен ты. Любой. Просто будь рядом. И позволь разделить твою боль. На двоих ее ведь станет меньше, правда?

Он не ответил, снова сгребая меня и прижимая к себе. Как-то часто-часто задышал, плечи дрогнули, а когда прижался щекой к моей, я ощутила горячую влагу на виске. И вряд ли могла бы сейчас разобрать, чья она. Но это было и неважно. Теперь уже неважно.

Ветер шелестел опавшими листьями, гнал их по тропинкам, поднимая с земли и раскидывая по сторонам. Гудел в кронах деревьев, теребя упругие ветки. Но даже этот шум не нарушал унылую тишину старого кладбища. Здесь было мрачно и холодно, несмотря на довольно погожий день. Но солнце словно не могло пробиться сквозь мрачное покрывало смерти, паутиной натянутое над этим местом.

Мы молчали почти все время, от самого дома. Роман сам повел машину, но в каждом движении, в каждом рваном вдохе чувствовалось такое напряжение, что и мое сердце заходилось от боли. Я знала, что мужчине тяжело. Видела, с каким трудом дается ему каждая минута пути. Он, хоть и согласился с моим предложением поехать, похоже, продолжал считать, что делать этого не стоило. Не верил в избавление и не ждал ничего хорошего.

А мне было страшно. Одно дело – опрометчиво заявить, что нужно двигаться вперед и что вдвоем мы все преодолеем, а другое – помочь любимому человеку почувствовать то же самое. Я искала подходящие слова, прокручивала их в голове, отчаянно надеялась, что все получится, но не могла не волноваться.

Эта трагедия фактически сломала Роме жизнь. Он вроде бы продолжал существовать, работал, занимался делами, даже строил какие-то отношения, но сердце оставалось безмолвным. Добровольно принял уверение в том, что недостоин ни счастья, ни любви. Да кто из нас достоин этого? И можно ли вообще говорить о достоинстве там, где мы можем лишь получить в дар?

А ведь я не собиралась любить. Когда только приехала в этот город, в голове были совсем другие планы. Работа, карьера. А чувства и семья – когда-нибудь потом. Но появился Измайлов – и мой устоявшийся мир разлетелся вдребезги. Но, кажется, только теперь я по-настоящему жила.

Роман остановился у небольшой оградки, впиваясь пальцами в холодный черный металл, а глазами – в гранитную плиту с выбитыми на ней несколькими строчками. Это действительно было жутко: видеть цифры, обозначавшие слишком короткий отрезок времени. Смотреть на потертую фотографию улыбающейся девочки, понимая, что уже давно-давно она не может так улыбаться в реальности.

Но еще ужасней было выражение лица Ромы. Лишившись всех красок, оно стало безжизненным. Опустошенным. Сухие губы, помертвевшие глаза, заострившиеся скулы – ничего не напоминало того влюбленного и полного энергии мужчину, с которым я провела ночь.

Я забрала из его руки букет белых роз. Роман настоял, чтобы был именно этот цвет. Для чистого и невинного ребенка, который и пожить-то не успел. Прошла за ограду, опуская цветы на небольшой холмик. Снова посмотрела на фотографию девочки.

– Здравствуй… Катюша.