Обещание

Крис сжал губы и замер, но она так и не взглянула на него. «Посмотри на меня, — мысленно молил он. — Мы оба проиграем».

И несмотря на то что он не подставил себя под удар и в нем не сидело девять граммов свинца, он почувствовал, как Эмили страдает, — ему стало нечем дышать, он не мог ни о чем думать. Надо бежать отсюда. Нужно уносить ноги подальше от Эмили, чтобы вообще ничего не чувствовать.

Он споткнулся и упал в кусты, растущие вокруг карусели. Слезы застили глаза, ночь казалась беспроглядной. Он вытер слезы и побежал к машине.

В джип он садиться не стал и понял, что ждет, пока раздастся выстрел.

Прошло полчаса — медленные и тягучие. И прежде чем Крис осознал, что делает, ноги уже сами понесли его назад к карусели. Он увидел Эмили на том же месте, где и оставил, — она сидела, скрестив ноги, на дощатом полу, зажав в ладонях пистолет. Она гладила дуло, как будто играла с котенком, и плакала так горько, что задыхалась.

Но вот Эмили заметила его у карусели и подняла глаза. Они были красные, из носа у нее текло.

— Я не могу, — пожаловалась она, слова душили ее. — Я велела тебе убираться к черту, я сколько угодно могу кричать и утверждать, что хочу умереть, но выстрелить не могу.

С бешено бьющимся сердцем Крис помог Эмили встать. «Это знак, — подумал он. — Скажи ей, что он означает».

Но Эмили, как только оказалась на ногах, тут же вложила пистолет ему в руку. Кольт был скользким от пота и теплым от рук Эмили.

— Я настоящая трусиха и не могу себя убить, — прошептала она. — Но продолжать жить боюсь еще больше. — Она подняла глаза. — Куда мне идти?

Все слова застряли у Криса в горле. Он понимал, что если захочет, то отберет у Эмили пистолет и выбросит его так далеко, что она никогда его не найдет. Он сильнее, чем она… в этом-то и суть. Он сможет пережить страдания, всегда мог. Именно поэтому он умел плавать таким стилем, как баттерфляй, именно поэтому умел ждать в засидке на уток при нулевой температуре по нескольку часов; именно поэтому позволил Эмили уговорить себя дать ей возможность умереть. Но даже когда они были совсем крошками, когда Крис видел на теле Эмили симпатические синяки, он страдал намного больше, чем от собственной боли. Он умел переносить боль. Свою. Он только не мог переносить ее боль.

Крис остолбенел от муки, которую увидел на лице Эмили. В чем бы ни заключался ее секрет, он ее убивал. Медленно и намного болезненнее, чем мог убить кольт.

Громкий звук, вспышка света — и в голове Криса внезапно прояснилось, как бывало, когда он разрезал поверхность воды в последнем, победном гребке. И все встало на свои места. Эмили не боялась умереть. Она боялась остаться жить.

В это мгновение, в обступившей их ночи, Крис уже не думал о том, чтобы убежать, позвать на помощь, выиграть время. Были только они, он и Эмили, больше никого — и впервые он понял, что чувствовала Эмили.

— Прошу тебя… — прошептала она, и Крис понял, что его единственным желанием в жизни было служить Эмили.

Он взял в левую руку пистолет и обнял ее.

— Ты этого хочешь? — прошептал он.

Эмили кивнула в ответ. В его объятиях она успокоилась, и этот маленький признак доверия заставил его произнести:

— Я не могу так с тобой поступить.

Эмили положила свою руку на его и прижала пистолет к виску.

— Тогда сделай это ради меня, — попросила она.

В этом положении она не могла видеть его лица, но оно стояло у нее перед глазами. Она представляла себе Криса таким, каким он был этим летом, на школьном теннисном корте. На улице стояла удушающая жара, и одному Богу известно, почему они решили поиграть в теннис. Они оказались на корте — Эмили со своими безумными подачами, когда мяч улетал на соседнюю площадку, и Крис, бегущий за мячами, со своим так же далеко летящим смехом.

Она вспомнила, как он стоял спиной к солнцу. Ракетка в левой руке, правой он подбрасывал теннисный мячик. Он вытер пот со лба и широко улыбнулся Эмили. Его голос… Такой сиплый и глубокий, такой родной.

— Готова? — спросил он.

Эмили почувствовала, как пистолет коснулся виска, и затаила дыхание.

— Давай, — выдохнула она.

«Давай, Крис, давай».

Он слышал эти слова, которые били его под дых, но его руки снова дрожали. Если он нажмет на спусковой крючок, то может попасть в себя. А разве это плохо?

«Давай. Давай».

Он уже не мог сдерживать рыданий. Краешком глаза Крис взглянул на Эмили, ее лицо дрогнуло, и он поверил, что уже начал ее забывать. Но он смахнул слезы — и она опять была красивой и спокойной. Она ждала, чуть приоткрыв рот, как иногда делала это во сне. Она открыла глаза, и единственное, что он увидел, — непоколебимую решимость.

— Я люблю тебя, — сказал он.

По крайней мере, ему показалось, что сказал, но Эмили все равно его услышала. Она подняла правую руку и положила на его, ее пальцы обхватили пальцы Криса, побуждая его выстрелить.

Она сжала его руку, палец надавил на спусковой крючок…

Крис оглох, у него закружилась голова, и он упал, продолжая сжимать Эмили в объятиях.

Настоящее

Май 1998 года