Обещание

Устроившись удобнее, я растянул гудящие ноги, положил руки на живот прямо поверх пальто, которое служило мне одеялом, и тихо сказал:

— Всем спокойной ночи.

Закрыв глаза, я не заметил, как уснул.

* * *

Глаза открылись сами, и я проснулся. Меня никто не тряс, не было никаких звуков, да и утро не наступило, судя по темноте вокруг. Но это и не удивило — к нашему распорядку дежурств я уже успел привыкнуть.

Привстав на листьях, я увидел сидящего напротив костра Видима, который изжёг ровно треть от набранного вечером запаса дров.

Всё это время мы питались охотой, а ял перебивался ягодами, которых ему хватало. Воду мы брали из речек и ручьёв, где ниже по течению кое-как отмывались и пытались стирать вещи. Без мыла получалось паршиво, но от нас хотя бы не воняло пóтом. Видиму холодная вода не нравилась, а вот ял почти не без удовольствия прыгал в неё, если была такая возможность, и даже звал нас. Впрочем, мы с ним успели даже пару раз поругаться. Роулл исправно капал на мозги, что лучше бы мне вернуться обратно к ним, но я стоял на своём, и мы потом целый день не разговаривали или огрызались друг на друга. Видим же наблюдал за нами и, кажется, даже получал удовольствие, но старался отворачиваться каждый раз, как я или Роулл на него посмотрим. Сначала я подумал, ему все наши склоки до звезды наверху, названия которой я так и не запомнил, но они с ялом тоже вели себя всё подозрительнее друг к другу. Роулл думал, что от него что-то скрывают, а Видим никак не хотел этим делиться.

Спали мы… по-разному. Часто, когда ночью становилось холодно, приходилось жаться спинами не к костру, а друг к другу, закрываясь моим пальтишком и одеялом яла вместе. Первые пару раз это порождало всякого рода шуточки на ночь глядя. Однажды я даже, к собственному удивлению обнаружил, что закинул руку на ближайшее тело. Ещё досаднее стало от того, что это был Роулл. Но он никак на это утром не отреагировал, дав мне надежду, что, возможно, в тот момент крепко спал.

Встав на ноги, я немного размялся, присел напротив дежурного на бревно, зевнул и сказал:

— Иди, я разогрел его для тебя.

— Пошёл ты, — протянул он сквозь ответный зевок. Эту фразочку он позаимствовал у меня, отлично поняв её смысл по интонации, когда я послал его в ответ на очередной подкол.

Чтобы не уснуть на дежурстве, я каждую ночь игрался с огнём. Почти в буквальном смысле. То в одну сторону направлю пламя, то в другую, но старался не переусердствовать, чтобы не потушить костёр и не оставить на нашем пятачке пекло. Самое ужасное, что мне придётся узнавать, кто есть кто из спутников не по одежде, потому что её не останется, а по ушам, и все наши шуточки могут оказаться вполне реальными угрозами.

Иногда, утомлённый, я осматривался по сторонам и слушал ночные звуки. Как ни странно, гнуса в воздухе не наблюдалось ни сейчас, ни вечером, и это, конечно же, радовало.

Между прочим, та ветка, которой я воспользовался в самый первый раз для переноса листвы и мха, мне до того понравилась, что я взял её с собой и всячески махал ей по дороге, ловя смешки со стороны спутников. Как бы ни пытался согнуть, сломать её не получалось. Она даже не трещала. Тогда я и решил её облагородить с помощью кинжала. Снял тонкий слой коры, оголив жёлтую молодую древесину, срезал сучки и немного скруглил один конец, а другой заострил, получив лёгкое копьё длинной в полтора метра. Меня даже посетила мысль привязать к одному из концов каплю, чтобы использовать его, как копьё, но ни у Роулла, ни у Видима с собой верёвки не было.

— Ладно — ты, — причитал я, — спасённый из темницы, но от тебя, Роулл, я не ожидал. Это же классика выживания — нож с верёвкой.

Посмотрев на самодельное древковое оружие, я невольно взялся за него и встал в стойку, вспоминая движения из фильмов и игр, где это оружие использовалось. Получалось, честно говоря, паршиво, и пару раз я чуть не попал упущенной палкой по товарищам или попал, но уже себе по голове. Но ссадины меня не останавливали, и я снова и снова пытался повторить то или иное движение, правда, решил всё-таки немного отойти. Впрочем, вскоре я вернулся на бревно перед костром, подложив туда ещё хвороста. Руки немного гудели, но это казалось больше приятным, нежели наоборот.

На клочке неба, который позволяла увидеть крона дерева, я неожиданно чётко для своего зрения разглядел звёзды. Мерцающие, далёкие и холодные звёзды. Где-то в темноте среди стеблей травы стрекотали сверчки. Они редко перебивали друг друга. Свежий чистый и прохладный ветер гонял воздух туда-сюда. Трава от этого тихо шуршала, а листья дерева — так же тихо шелестели. Как эти слабые звуки смогли пробиться сквозь сверчков — загадка, но я как будто мог слышать мельчайший шорох и даже понять, откуда он.