Обещание Гарпии

Спроси у неё: «Что для тебя дороже – один твой ноготь или всё население Франции?» – может, Белава, как человек в принципе незлой, и согласится кончиком ногтя пожертвовать. Но уж мизинца ни за что не отдаст! Кто мне эти французы, они много для меня сделали? А тут мой мизинец! Идите лесом!

Жижа в ванне плеснула, и улёгшаяся было вонь стала невыносимой. Фазаноль веселился. Мысли Евы его забавляли. Еве же стало вдруг безразлично. Ну подсматривает и подсматривает! В конце концов, все мы знаем, что сотни компьютерных алгоритмов читают нашу переписку и прослушивают телефонные звонки, миллионы камер смотрят из всех углов. И это так привычно, что уже почти наплевать.

«Вот как выглядит слияние с Фазанолем! Он никого не принуждает и не растворяет. Он даже особенно не управляет никем! Просто раздувает огонь, который уже есть в маге, и превращает его в пламя. Одно дело – огонь на древесине, и совсем другое, когда кипят кислоты или дымит подземный торфяной пожар. Фазаноль каждого готов принимать со всеми его недостатками. От каждого – свою работу. Все желания законны!»

Вроде всё было логично, но краем сознания Ева ощутила смазанную досаду Фазаноля. Почему досаду? А… раздувать… древесина!.. Филат же говорил ей, что Фазаноль сжигает и растворяет… а тут такой подсказывающий образ… Но всё же он не направляет её мысли, мыслит она сама… Он лишь усиливает её собственные мысли, подкрепляет их, в том числе ошибочные.

«Погодите! Но если он может заглядывать в меня – значит, и я могу заглянуть в Фазаноля? Если мы одно совмещённое целое?»

Мысль показалась Еве удачной: воспользовавшись случаем, выведать тайны Фазаноля. Мы же играем в открытую, не так ли? Ты видишь мои карты – значит, и я могу увидеть твои? Она дерзко ринулась мыслью в тёмную жижу, плескавшуюся в чугунных берегах ванны, – и в ужасе отпрянула, задохнувшись и едва устояв на ногах…

Человек никогда не понимает до конца, что такое зло. Он знает это только в теории, очень приблизительно. Например, мы понимаем, что солнце – это горячо, но понимать это разумом и оказаться внутри пылающего газового шара – совершенно разные вещи. И со злом так же. Человек не в силах понять зло, потому что не состоит из зла. Он романтизирует зло, опирается на какие-то свои представления о нем, фантазирует. Добавляет элементы благородства и так далее и тому подобное. В человеке, безусловно, есть прожилки зла, но даже величайший тиран, совершивший все мыслимые и немыслимые преступления, увидев однажды истинное зло, поймёт, что он был не злом, а лишь искажением добра, и устрашится.

Жижа опять плеснулась. Фазанолю не понравилось направление, которое приняли мысли Евы. От жижи к Пламмелю метнулась тончайшая паутинка и коснулась его. А-а! Вот как это выглядит! Всё-таки прямой контакт!

– Не бойся нас! Мы ведь жизнь тебе спасли! – сказал Пламмель. Голос его звучал задорно и чуть гнусаво. Он словно бы слегка поддразнивал Еву.

– Когда это? – озадачилась Ева.

– На Невском. Кто, ты думаешь, приказал голему бросить шар и разметать машины? Вот она и спасла! – Пламмель дёрнул голым подбородком в угол комнаты. Из темноты выдвинулась каменная девушка. Нельзя сказать, что она была так уж огромна или неженственна, но это был боевой механизм – и совершеннейший. Действительно смогла бы размазать пару-тройку атлантов, хоть в антимагах, хоть в какой угодно защите. На левой ноге девушки была завязана грязная розовая ленточка с крошечным колокольчиком.

– Это Буеслава! А та, другая, которая шар бросила – Огнеслава! – водя кисточкой по ногтям, поведала Белава. – Буеслава девушка мирная, но трепетно относится к своей ленточке. Рассказывают, что в Магтербурге кто-то разнёс грузовик с краном и так напугал здоровенного крановщика, что тот до сих пор не заходит в тёмную комнату, пока мама не посветит туда фонариком. И вот надо задаться вопросом: не пытался ли какой-нибудь дурачок, моющий фасады, покуситься на ленточку каменной девушки?

– А ленточку бы я поменяла. Ну или постирала бы. Колокольчик лучше смотрелся бы на новой, – неосторожно сказала Ева.

Замаха Ева не увидела. Громадный кулак сокрушил мраморную колонну, которая сломалась, словно была из печенья.

– Я пошутила! – торопливо воскликнула Ева.

Каменная девушка отступила назад.

– Сказать такое была не самая удачная идея, – покачала головой Белава. – Эту ленточку Буеславе подарил парень, который в неё влюбился. В каменную девушку! Стесняюсь спросить: что за газ был у него в газировке? Шёл по Невскому, увидел Буеславу – и влюбился. Залез на фасад «Зингера» и повязал ленточку ей на ногу.

– Может, уговорить его подарить ей новую ленточку? – предложила Ева.

– Трудно будет. Он сорвался с фасада, сломал себе всё на свете и умер. Такая вот грустная история, Дедятка! – бывшая русалка состроила кислую мину, в последний раз коснувшись ногтей кисточкой и подальше отставив руку, чтобы полюбоваться результатами своей работы.